Отец Вовки майор, командир батальона, организовал у них в школе стрелковый кружок. Раз в неделю в класс приходил старший сержант из его батальона, изучали «трёхлинейную винтовку образца 1891 года» конструктора Мосина, устройство, разборку и сборку. А когда изучили, пошли всем классом в воинскую часть, где служил Гущин — отец, в тир, стреляли по мишеням. Правда, не из «трёхлинейки», а из мелкашки, из тозовки. Неожиданно для всех и в укор мальчишкам, лучше других отстрелялась соседка по парте и лучшая подруга Гали Плетнёвой, Света Итяксова, выбила тремя выстрелами двадцать шесть очков. Расстроенные, недовольные мальчишки, впрочем, быстро нашли этому достойное и по их мнению правильное объяснение: на улице мороз, тир под навесом, считай тоже на улице, все они в матерчатых, в вигоневых, редко кто в вязаных шерстяных варежках, а кое — кто и вовсе без них, в карманах рукам тепло ищет, зато Светка в меховых рукавичках, да ещё в длинных, за запястье и с отворотами. Ничего удивительного, тёплыми руками можно не только двадцать шесть, но и больше очков выбить.
А однажды Вовкин отец принёс в класс автомат, настоящий ППШ. Разобрал, показал и объяснил устройство и назначение каждой детали. Собрал, пристегнул диск, в котором были стреляные гильзы со вставленными в них пулями, и взяв автомат в левую руку правой стал быстро двигать затвором вперёд — назад. Засверкали в воздухе и застучали по полу выбрасываемые патроны. Класс пришёл в восторг, все повскакивали со своих мест, и смех и радостные крики. Но не потому что смешно, а потому что весело — весело смотреть, как вылетают, блестят на солнце гильзы, дробно стучат по полу, подпрыгивают и раскатываются в углы, под стол и под парты.
В начале войны Вовка и ещё несколько мальчишек из их класса ходили на заточку сапёрных лопаток. До школы с утра, а как начались занятия — после школы. Недоволен был, ворчал: «работа тяжёлая, зато неинтересная». И ещё добавлял: «огородная работа».
Ближе к осени их цех, так громко именовался полуподвал с несколькими длинными столами-верстаками, приписали к механическим мастерским, которыми в то время руководил поправлявшийся после ранения лейтенант Ефим Юрьевич Мехтейс, по гражданской профессии учитель физики.
Невысокого роста, подвижный, с высоким, лысым до темени лбом и торчащими венчиком тёмными, в мелкую волну короткими волосами, он по ходу работы напоминал физику, пробовал завлечь ребят знанием предмета.
— Почему острая лопата копает лучше?
— Потому что площадь меньше и, при том же усилии, давление на единицу площади опоры получается больше, — отвечал какой — нибудь знаток.
— Молодец. А это что значит? Кто скажет?
В ответ молчание.
— Это значит, — разъясняет Ефим Юрьевич, — затачивая лопату, вы экономите силы нашего бойца, которые он направит на скорейшее уничтожение врага. То есть, приближаете победу.
С ним соглашались, но прибавленного знанием физики энтузиазма и усердия хватало не надолго.
— Кто мне скажет, что такое состояние невесомости? — Не унимался, продолжал поиски стимулов лейтенант Мехтейс.
— Это когда тело вместе с опорой падает с ускорением свободного падения и на него не действуют никакие внешние силы, оно как бы ничего не весит.
— В целом правильно, хотя формулировки надо помнить чётче. А можно ли испытать состояние невесомости в нашей обыденной жизни?
— Нет. Вряд ли, — ребята с сомнением качали головами.
— А я испытал. Летом сорок первого, когда со своим взводом выходил из окружения.
— Расскажите, товарищ лейтенант! Ефим Юрьевич, расскажите!
— В перерыв. Если все выполнят не менее шестидесяти процентов нормы.
К обеденному перерыву установленная цифра выполнена и ребята рассаживаются вокруг Ефима Юрьевича.
— Шли мы по вражескому тылу две с половиной недели, только на восемнадцатый день к своим вышли. Шли с боями, через глухие леса, по болотам. Спали урывками, не раздеваясь и не выпуская из рук оружия, по часу, по два, редко когда три часа кряду поспать удавалось. На себе несли раненых, оружие, боезапас. И когда вышли к своим, поставили носилки с ранеными, сняли оружие, скинули сидора и скатки, разулись, в первый раз за эти восемнадцать дней обувь сняли — такое ощущение, что воспарили. Казалось тело ничего не весит, даже под ноги себе смотрели, не летаем ли.
Но такие уловки давали хоть и эффективный, но сиюминутный результат, на следующий день опять преобладало расхоложенное настроение — не настоящее это дело, а огородная работа.
Читать дальше