Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

Женщина в левом крыле пятого этажа с окровавленным лицом не могла встать, ползала по полу привставая и ослеплённая размахивая перед собой руками искала детей.

— Сынок, доченька, где вы? Живы? Отзовитесь…

Те перепуганные цеплялись друг за друга, жались в уцелевший угол и молчали.

— Лежи, гражданка! Не двигайся! Стойте, ребятишки! — Подавали им команды снизу и обнадёживали. — Подождите, снимут вас. Только не шевелитесь!

В правом крыле того же этажа, под Стёпиной квартирой обвалился пол и он повис прижатый за руку к стене торцом толстого бревна, балкой межэтажного перекрытия.

Не сдавался Стёпа. На сколько оставалось слабых блокадных сил барахтался, свободной рукой и ногами цеплялся за бревно и в стену спиной упирался, пытался выкарабкаться на бревно и там дождаться помощи, но сил не хватало и зажатая рука мешала. Сорвался, вскрикнул и повис постанывая, склонив голову вперёд.

— Потерпи, сынок! Потерпи немножечко, лестницу принесут, пожарные подъедут. Снимут тебя! Потерпи!

Отдышался Стёпа, отерпелся от боли и снова принялся цепляться за бревно и царапаться по стене. И опять сорвался, и вскрикнул, на этот раз протяжно, и голова скатилась, повисла на правое плечо. Больше не шевелился. Пока принесли лестницы, связали их и добрались к нему, он уже скончался.

А ослеплённую женщину с детьми сняли пожарные.

Может быть к Вовке Гущину съездить на Советский [33] Суворовский проспект. проспект, или к Дергачёвым на Петроградскую?

Неплохо бы, время быстрее пройдёт. Но это пожелания, не больше. Притомился и на улице холодно да и в трамвае не теплее. И не скоро трамвай дождёшься. Полежит пока здесь, отдохнёт немного, а потом может быть, если не дозвонится, поедет к кому — нибудь из них ночевать.

Сдвинул рядом две скамейки для большей ширины, стал устраиваться. На жёстком лежать не очень — то ласково. На спину не лечь, левый бок тоже болит, на животе неудобно. Полежал немного на правом, что — то не так, неуютно как — то, беспокойно. Ясно что — дверь не видно.

Уже давно за собой заметил — когда садился или ложился, то непроизвольно выбирал такое место, чтоб видны были двери и окна, а спину закрывала глухая стена. Если и не сплошь стена, то хотя бы простенок. Он не думал об этом, такие места избирались сами собой, помимо его воли и мгновенно, как только он входил в помещение, ноги сами вели к такому месту. Если же такого места не оказывалось, страха или иной боязни не возникало, но было чувство неуютности и дискомфорта, лёгкого, но постоянно присутствовавшего беспокойства. Хотелось пересесть на другое, как казалось более удобное место.

Вовка Гущин, его одноклассник, друг Сашки Пышкина, был мальчишка миролюбивый и изобретательный. За четыре года совместной учёбы Миша только один раз видел как Гущин повздорил с одноклассником, да и то дело до серьёзной драки не дошло, потолкали друг дружку ладошками, тем конфликт и завершился.

Как — то почти вся школа, кроме учителей и старшеклассников, заразилась игрой «чужим трудом», суть её заключалась в том, чтобы самому двери не открывать, а прошмыгнуть когда откроет кто — нибудь другой. Иной раз под дверью школы собиралась толпа поболее двадцати человек, все стояли, ждали когда кто — нибудь откроет дверь. А как только появлялся старшеклассник или кто — то из учителей, все начинали усиленно сбивать снег с валенок, с сапог, с ботинок, ждать когда дверь отворится. Но старшеклассники быстро раскусили их хитрости и немного приоткрыв дверь протискивались в щёлку и тут же за собой закрывали. А наиболее настырно лезшим за ними, ещё и щелбана «со звоном» отпускали. Оставалась одна надежда, на учителей, да на тех, кто с другой стороны откроет. Так вот Гущин исхитрялся по целой неделе проходить «чужим трудом», ни разу сам дверь не открыв.

А в сорок первом, в мае, когда на двор тянет куда как больше, чем за парту, под Вовкиным руководством из собранного, но не вывезенного ещё со школьного двора металлолома соорудили целый бронепоезд. На паровозе, как и полагается, была будка, а в вагонах железные скамейки, на них помещались все мальчишки класса. Вовка придумал название и мелом на боку, на паровозной будке написал: «Бронепоезд–4-б», потому что учились они в 4–б классе.

Во втором классе, тогда учились ещё в старом здании с печным отоплением, рано утром перед контрольной по математике, к которой почти весь класс не был готов и которую весь класс боялся, спустился по верёвке с узлами с чердака соседнего дома на кровлю школы и положил осколки стёкол на трубу их класса, но неплотно, оставил узкие щели. Дым валит в класс, выйдут посмотрят — из трубы дым тоже идёт. Что за беда? Вызвали трубочиста, пока он пришёл, пока ключ от чердака нашли, да пока до трубы добрался — половина учебного дня пролетела. Вовку потом на педсовете разбирали, чуть из школы не исключили, но так как учился хорошо и раньше серьёзных замечаний по поведению у него не было, ограничились тройкой по поведению за четверть и четвёркой за год.