Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

Значит так. Снаружи объект охраняется патрулями, мотоциклетными и пешими. Внутри часовые. «Следит» один танк, который постоянно разъезжает по просёлкам выходящим из леса к шоссе и создает видимость многих и свежих следов. В лесу до двадцати пяти — тридцати макетов танков изготовленных из жести, дерева и резины. Передвижение макетов осуществляется на тросах с помощью замаскированных лебёдок. Шумы имитируются радиоусилителями с большими репродукторами, смонтированными на автофургонах. По периметру — замаскированные зенитные установки. На случай налёта Советской авиации.

Приманка.

С этим разобрался. Теперь, легенда. В лес углубился — живот прихватило. По лесу шёл — дятла видел. Или белку. А могли они быть здесь при таком шуме? Можно сказать, в крайнем случае, что показалось… Нет, «показалось» говорить не стоит, подозрение может быть. Беличьи следы действительно есть, но не свежие… И дятлова «кузница» — вон, под сухостоиной сколько шелухи от еловых шишек. Ага: увидел следы, увидел «кузницу», решил поискать. А «колючка…» Он за неё не лез. Нельзя — так нельзя. Осталось подтвердить расстройство желудка. Снял штаны, присел и долго тужился, пока выдавил из себя два маленьких комочка. С полуголодного житья и то хорошо. Натянул штаны, но мешало что — то, жгло, чесалось и саднило. Приспустил штаны, оторвал из сложенной блокнотиком газеты прямоугольник и приложил, водить ею больно. На бумаге полукружием отпечаталось яркое алое пятно. Кровь. У него такого давно уже не было, с весны. А в Ленинграде почти все маялись подобной хворобой от мякинного хлеба и других составляющих блокадного пайка. Взял в руку немного снежку, растёр между ладонями, растопил и снежной кашицей обмыл зудящее место. Передёрнулся от холода, но было ради чего потерпеть, жжение и зуд поутихли. Застегнулся.

Дело сделано. Пора уходить. Вышел на дорогу, приостановился, сбил острием лыжной палки натоптанную под пяткой наледь, наклонился, выскреб снег из — под подошв, поправил крепления, и уже собрался выпрямиться и оттолкнуться палками, как одернула резкая команда

— Хальт!

Микко вздрогнул, оборотил голову. И уткнулся лбом в ствол автомата. В мозгу зачем — то чётко отпечаталось: «Приклад деревянный, магазин сбоку. МП–28. Калибр 9 миллиметров, патрон парабеллум, в рожке 30 патронов».

Чёрный зрачок ствола гипнотизировал, притягивал, заслонял собой фашиста. Его в первые секунды Микко просто не видел. С усилием оторвал взгляд от глазка смерти и перевёл на его владельца. Немец как немец. Крепкий, светлоглазый, губы тонкие, как две параллельные линии, укутан, ноги в огромных серых бахилах, хотя и не такой уж сильный мороз. Взгляд подозрительный, въедливый.

— Хювяя пяйвя. Хлебушка или чего — нибудь поесть не найдётся? Или кипятку, сухари размочить? — Микко протянул руку к своей торбе, чтобы показать в подтверждение сказанного: не врёт он, вот же они сухари.

— Хальт! — Резче скомандовал фашист. — Хенде хох!

Микко поднял руки. Немец не убирая ствола от его головы, левой рукой ощупал сумку и одежду мальчика.

— Керт! Ком! [23] Кругом! Вперёд!

— Я сирота, родители без вести пропали…

— Штиль! Нихт шпрехен! [24] Тихо! Не разговаривать! — Больно ткнул стволом под ребра.

Тут не попререкаешься. Микко покорно исполнил волю конвоира.

В блиндаже, куда солдат привёл Микко были ещё четверо: два солдата, обер — ефрейтор и гауптман. При взгляде на гауптмана у Микко захолодело под ложечкой: высокий, подтянутый, глядит кочетом, лицо к верху и к низу немного сужено, будто ромб с обрезанными вершинами, волосы короткие зачёсаны назад, глубокие залысины, русые, с рыжинкой усы — это был тот самый офицер, что отлупил его прутом возле моста. Гауптман внимательно, изучающе осмотрел мальчика. К счастью, не узнал.

Есть люди, которые запоминаются с первого, даже самого короткого знакомства. Они не обязательно красавцы лицом и статны телом, и не уродливы, нередко по внешности обычные середнячки, но есть в них что — то неведомое и необъяснимое, что принуждает запоминать их надолго, а может быть на всю жизнь.

Есть и их антиподы, которые более или менее запоминаются только после нескольких встреч. К последним относился Микко.

Взрослые, когда он заходил к соученикам или к товарищам по играм, пока запомнят несколько раз переспросят, где он живёт и кто его родители, потом путали имя и называли другими именами, чаще всего Ваней. Ребята, особенно старшие, которых он после нескольких дней знакомства начинал считать едва ли не друзьями, и уж совершенно точно, хорошо знакомыми, при следующей встрече спрашивали, как его зовут. Микко болезненно реагировал на подобные ситуации, это обижало его. Но, только став разведчиком увидел, что для него это благо — его не запоминали и, следовательно, он вызывал меньше подозрений. Возможно, это не раз спасало ему жизнь, но как тут проверишь.