Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

Обвязал палочки ивовой корой, засунул их за отщеп разбитой грозой сосны возле лыжни. Отбросил еловую саблю и отойдя на десяток метров назад метнул, как копье, лыжную палку в составленный пучок. Это уже на случай, если за ним следят. Промахнулся. Подобрал палку и прибавил скорости — надо торопиться, играть больше некогда.

У въезда в Киеромяки шлагбаум и охрана — финские солдаты.

— К Юлерми Пюхяля иду, в гости. Он мой дядя. Поживу у него.

— Поживи, — не возражает старший. — Только пусть дядя сходит к командиру и предупредит его. У нас здесь режим строгий.

Киеромяки носила своё название [14] Kieromaki — Кривая гора. из — за северного склона, непосредственного отношения к деревне не имевшего.

Если южный склон холма, чуть выше середины которого степенно текла улица дворов в тридцать, пересеченная переулком, сбегавшим вниз от улицы четырьмя дворами, а верхним концом упиравшимся в сарай, выстроенный при советской власти для трактора, который предполагалось выделить будущему колхозу, был пологим, то северный, — почти отвесным. К тому же вкривь и вкось изрезан оврагами и буераками. И подкопан изрядно — в довоенное время жители не только Киеромяки, но и окрестных деревень брали там песок для своих нужд — удивительно ровный и чистый.

Однако сейчас ни сельчане ни их соседи песок оттуда не только не брали, но и взглянуть на северный склон возможности не имели: несколькими метрами ниже хребта по южному склону, как раз там, где заканчивались наделы, в два ряда тянулась колючая проволока, ограждая северный склон не только от посягательств, но и от взглядов.

Юлерми встретил Микко так, будто они расстались, самое давнее, сегодня утром после завтрака.

— Хювяя пяивяя, — поздоровался Микко.

— Терве, — ответил он на приветствие. — Иди в дом. Коня распрягу, тоже приду.

В глубине двора стоял запряжённый в сани невысокий, но крепкий коник, несмотря на несильный мороз обвешанный сосульками. И дно саней присыпано обрывками бересты и крошками ольховой коры.

«Дрова из лесу возил. И, скорее всего, не себе — у дровяника ни полена», — определил Микко.

Дом и хозяйственные постройки были примечательны: срублены не из кругляка, но каждое бревно отёсано в овал, остругано рубанком и проолифлено. Юлерми славился в округе своим плотницким мастерством и тщательностью в работе. Дом был высокий и стоял на фундаменте из буроватого гранита с красиво расшитыми швами меж камней. Дверь, над которой приколочен древний оберег, челюсть огромной щуки, заперта на «карельский замок» — прислонённую палку. Крыльцо высокое на резных столбах, крытое в один скат тёсом, нижние ступени припорошены снежком.

«Снег шёл ещё утром… С утра дома никого не было. Значит, один живёт».

Микко вошёл в дом.

Возле входа слева, рукомойник, под ним ушат. По той же стороне, ближе к середине боковой стены печь. Перед печью кухня. Между печью и фасадной стеной женская половина, спрятанная за занавеску. В противоположном по фасаду, по — карельски в большом, русский бы сказал — в красном углу, три иконы: Иисуса Христа, Божией Матери и святого Александра Свирского. Это мужская половина, самое почётное место в доме. Вдоль всей правой стены, почти под самым потолком проложено бревно. На нём обычно сушили сети, гнули полозья для саней а иногда и лыжи.

Карелы в домашнем и хозяйственном обустройстве предпочитали обходиться своими силами и только в случае крайней нужды нанимали специалистов. Не считая богатых, естественно, богатые могли себе позволить наемный труд и без крайней нужды.

Фасад дома в три окна. У среднего, сокрытого занавеской, торцом к подоконнику стоял невысокий стол, возле него скамейки. У правой стены деревянная кровать, застланная старательно, но не очень умело.

В доме не топлено и от того неуютно. Однако, невзирая на неуют, довольно чисто, если не считать нескольких невымытых посудин.

Микко развёл огонь в печи, поискал воды. Нашёл немного в чайнике. Это не вода. Взял вёдра, коромысло и побежал к колодцу. Когда вернулся Юлерми, был уже дома.

— Зачем тебе столько воды?

— Как же в хозяйстве без воды? — Удивился в ответ Микко. — И еду приготовить, и посуду помыть…

— Еду готовить и посуду мыть есть кому. Мне одна старуха, финка Ирма Леппянен, мать Аймо Леппянена… Знаешь их? Нет? Ну неважно… по хозяйству помогает. Cтирает, готовит, а когда меня нет, скотину кормит и поит. Скотина мне не нужна. Ни корова, ни баран с овечкой, ни куры. Ни рук, ни времени не хватает. Но Сильва их очень любила. Пока не могу от себя оторвать. И навоз нужен. Впрочем, без навоза я в любом случае не останусь. Иконы тоже её, она православной веры держалась, а я в вере ничего не понимаю. Пусть висят, раз повесила, не мешают. Тем более, что Александр Свирский, Сильва говорила, финский святой, вепс по национальности родом из Каргопольского уезда, глядишь, поможет когда. Ладно, что об этом… Ирма скоро придёт, видела как я к дому ехал. Разогреет, что вчера варила, поедим.