Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

— Если кто согласится поменяться с тобой, то я не против. А завтра или послезавтра с рыбной ловли Суойоки и Карполо возвратятся, дадим им денек отдохнуть, а потом так и оставим: днём две смены по шесть часов, а на ночь установим шесть смен по два часа. Согласны?

— Ты старший, тебе решать.

— Значит так и решили. И начало работы, как сейчас, в семь утра оставим. Лучше на час раньше закончим, чтобы с заказами, которые хозяева приносят, допоздна не задерживаться. А то, — Йорма хитровато скосил глаза, — подручный кузнеца не успевает. А, Петри Туокко, где ты там?

— Здесь я, господин унтер — офицер, — отозвался совсем молоденький солдат.

— Расскажи — ка мне обязанности часового, — потребовал унтер — офицер. — И особенно подробно изложи тот раздел, где написано как часовой Петри Туокко должен целоваться на посту с Кюлликки Харьянен.

— Когда?.. — Солдат смутился и оттягивал неприятную часть разговора.

— Вчера вечером.

— Мы не целовались, мы рядом стояли.

Солдаты рассмеялись и Йорма фыркнул.

— Только и всего? На посту!

— Пришла… Как прогонишь? Не винтовку же на девушку поднимать…

— Йорма, я б такую тоже не смог прогнать, — вступился за товарища Пуссинен. — И фигуркой ладная, и личиком пригожа, и попка кругленькая.

— Что вы к парню пристали? — Набросилась на них Хилма. — Посмотрите, совсем в краску вогнали!

— Ты, Хилма, в солдатские дела не встревай, — урезонил её Йорма. — Тут не шутки, тут война. И до передовой, если пораньше встать и хорошо идти, к вечеру на лыжах добежать можно. А партизаны и русские диверсанты ещё не перевелись. Заговорятся и обоим по ножу в спину.

— Господи, помилуй! — Испугалась Хилма.

— А потом и нас, сонных, как хорь курей передавят. Так вот, Петри, чтоб от греха подальше, будешь на посту вместо Пуссинена, с четырёх до семи, а Пуссинен с часу до четырёх. А если ещё хоть раз ты на посту с кем — то «рядом стоять» будешь, посажу в личное время под арест. В нужник. С винтовкой. И когда кто — то из нас будет туда заходить по нужде, ты будешь стоять рядом и делать винтовкой «на — караул». Понял?

— Понял.

— Да ещё отцу Кюлликки скажу. А он человек суровый и разговор у него короткий. После такого разговора её круглая попка, цветом станет как спелая клюква.

— Не надо, — попросил солдат.

— Не надо… Тогда служи, как полагается.

«Две смены с десяти вечера, то есть, с двадцати двух до четырёх ночи и одна с четырёх до семи утра. Получается, ночью часовые стоят на посту по три часа. А днём… Смена, предположительно, в тринадцать. И по шесть часов… Тринадцать минус шесть — семь, в семь унтер сказал, начало рабочего дня, а тринадцать плюс шесть — девятнадцать, а от девятнадцати до двадцати двух — три часа. Значит, в течение суток смена караула: в семь, в тринадцать, девятнадцать, двадцать два, час, четыре и опять в семь. Сутки замкнулись, — проанализировал Микко. — А через два — три дня, когда ещё двое вернутся с рыбалки, днём так и останется, а ночью в девятнадцать, двадцать один… и так далее до семи утра. Всё».

И грибную похлёбку, и щуку тушёную в молоке солдаты ели не торопясь, но увесисто, как привычные к нелегкому труду крестьяне делают свою работу. И даже в форме, они больше походили на крестьянское хозяйство или на артель мастеровых, чем на военных солдат.

На Микко за столом особого внимания не обращали, но как бы сама собой, грибная похлёбка в его миске оказалась погуще и молоком сдобрена побелей. Куски щуки ему выбрали самые лакомые и столько положили, что в миску едва поместились. Но и в отвыкший от обильной еды желудок мальчика они не помещались. И нельзя есть всю еду сразу, этому правилу блокада научила. Кто не делил свой дневной паёк на порции и не растягивал на весь день, тот долго не жил. А если съел за один раз, да ещё впопыхах, да пуще того, прячась от других — дней его жизни осталось меньше, чем пальцев на руках.

Микко отломил один небольшой кусочек, прожевал, проглотил.

— Почему не ешь? Не вкусно? — Удивилась Хилма.

— Не помещается, — виновато улыбнулся. — А Вы, тётя Хилма? — Микко заметил что сама Хилма к столу не садится.

— Я дома поем.

— Хилма постится, пост сейчас Рождественский, — пояснил Йорма. — Это мы грешные постов не соблюдаем.

— Какой солдату пост? — Удивилась Хилма. — У солдата и без постов жизнь постная.

К концу трапезы поспели тушёные в сметане картофельные оладьи. Хилма переложила весь урожай дерунов в миску Микко и посетовала