Валерий Шашин - Хотелось бы сегодня

Дмитрий Васильевич беспощадно грузил договорника работой, чтоб не расслаблялся, но теперь уж за сахатовские ляпы нисколько не тревожился, — лучшего контрольного редактора, чем его свет Елизавета Викторовна, и желать было трудно — кандидат!

Но всё это, разумеется, нормализовалось далеко не сразу.

Впрочем, и с починкой «Ауди» тем далёким уже днём тоже ничего не заладилось, — полетел какой электронный блок, пришлось заказывать заграницей, ждать две недели, тащиться на буксире (всё того же непосредственного начальника, — дай Бог ему здоровья!) в автосервис.

И всё это время Дмитрий Васильевич без каких-либо приключений ездил в метро и, кстати заметить, добирался на работу и домой гораздо быстрее, чем прежде. Практичная Елизавета Викторовна из этого не преминула сделать вывод, что машину следовало бы поберечь, «другую, скорее всего, уж и не купим», и даже порекомендовала мужу пользоваться её пенсионной карточкой, с целью бесплатного проезда, что Дмитрием Васильевичем было с негодованием отвергнуто.

Мечтал ли он о встрече с той девушкой в метро? Смешно сказать…

У него с ней затеялось нечто вроде игры… под названием «Варианты знакомства». Например, он видел её на остановке троллейбуса и тормозил, и распахивал дверцу своей всё ещё шикарной «Ауди», приглашая…

Она настороженно улыбалась, качала головой и в шикарную его «Ауди» не шла…

Или он останавливал её на улице, придерживал осторожно и бережно за локоток…

Она с негодованием вырывалась, уходила… Негодование ей очень шло…

Был ещё вариант, в котором он вручал письмо…

Этот представлялся самым предпочтительным, поскольку конверт она заинтригованно брала…

Потом он одиноко сидел в чинном и тихом ресторане и терпеливо ждал…

Прелестным в этой истории было то, что письмо им не сочинялось, то есть никаких объяснений ни в его голове, ни в его сердце не существовало, равно как и на бумаге…

А она всё равно приходила… как будто понимала его без слов.

Время между тем стремительно летело, дело продвигалось, и настал час, когда все собранные и отредактированные материалы были досрочно сданы верстальщику, который под наблюдением Дмитрия Васильевича готовил из них так называемый оригинал-макет для сдачи его в типографию. Ответственейший этот процесс всякого рода сверок, исправлений, добавлений и ещё раз сверок и сверок требовал повышенного внимания, которого требовать от Сахатова Дмитрию Васильевичу даже не приходило в голову. Он полностью предоставил его самому себе, уже одним тем, вроде бы, давая понять, что делать тому в их с Верочкой отделе больше нечего.

Сахатов, оставшись без работы, никак на предоставленную вольницу не реагировал, всё также восседал в своём углу, с рукой на «мышке», и чем он там занимался, никто не ведал.

«Порнушку смотрит», — обронила как-то Верочка, и, правда, из колонок Сахатова иной раз прорывались сладострастные стоны, тотчас, конечно, им поспешно заглушаемые.

Дмитрию Васильевичу, в общем-то, было уже всё равно, — контракт с Сахатовым кончался на следующей неделе, так что… пусть развлекается, коль охота…

Он даже намекнул Сахатову, что такого упорного высиживания от него не требуется, но получил в ответ лишь некий кивок, означающий, что Сахатов и без его подсказок положение своё сознаёт вполне.

Что ж, Дмитрий Васильевич оставил его в покое.

А дня через три вдруг обнаружил Верочку в слезах. Ей будто бы кто-то вякнул доверительно, — по Корпорации постоянно бродили страшные слухи о сокращениях, — что из отдела уволят не временного Сахатова, на тот момент в комнате отсутствующего, а её, постоянную и верную служащую, — Верочки было тридцать пять, и она уже девятый год пахала без разгиба (её выражение) на Корпорацию.

— Да чушь несусветная! — вскричал Дмитрий Васильевич! — И в голову не бери!

— А чего же он сидит-то? — всхлипывала Верочка. — Такие всегда своё высиживают! Вон, скоро всю обшивку насквозь протрёт!

Она показала на кресло Сахатова, действительно, с неэстетно продавленным кожзаменителем на сидении.

— У него же контракт ещё не кончился, — увещевал Балышев. — Уйдёт! Как миленький! А кресло… оно же ему от Клары Терентьевны досталось!

— Да! У Клары Терентьевны оно как новенькое было…

Тут дверь открылась, и вошёл Сахатов. Как и всегда, озабоченно и целеустремлённо, прошёл на своё место, сел, нашарил «мышку» и тотчас же вперился, шевеля бровями и кистью, в монитор. Нижняя губа его привычно отпала.