Алексей Санаев - Золотая книга. Пурана № 19

– Эй, брат! – Я остановил каких-то двух подростков у входа в кинотеатр. – Что за картина?

– Индийская, – весело заметил один. – Уже неделю крутят.

– А актрису как зовут, вон ту, в розовом?

Они оба одновременно произнесли короткое имя с аспирированным согласным, не имеющее ничего общего ни с Савитри, ни с Пали. Я пожал плечами, уселся обратно в машину и за неимением лучшей версии решил думать, что спутал нашего капитана полиции с кем-то – иначе происходящее становилось просто какой-то фантасмагорией.

В кассе Национального музея, несколько успокоившись после своего видения, я представился и заявил, что прилетел из Москвы на встречу с господином Халим-Ханом. Мне повезло, и опасения Гурьева оказались напрасными – старик был жив. Только сейчас он не в музее, объяснили мне, а дома, и если мне совершенно не терпится с ним повидаться, то можно позвонить ему и договориться о встрече.

Такси довольно долго петляло по улочкам одноэтажного района Карачи, лавируя между кучами мусора, наваленными на перекрёстках, пока не остановилось возле непроницаемого глиняного забора. У ворот сидел седой старик в белом балахоне до пят и вязаной мусульманской шапочке.

– Это вы? – на хорошем английском сказал он. – Халим-Хан я и есть. Заходите, прошу вас.

– Спасибо. – Я вошёл в тенистый двор, прячущийся под сенью густых платанов. Внутри было значительно уютнее, чем на улице. – Меня зовут…

– Знаю, знаю, мистер Санаев. Мне звонили по вашему поводу из Исламабада. Так это вы нашли Золотую Книгу?

Халим-Хан уселся на добротную деревянную лавку под одним из своих огромных платанов и отставил в сторону трость. На вид ему было не меньше ста: он уже совершенно высох, и на сморщенном лице цвета перезрелой сливы непропорциональным казался огромный крючковатый нос, из-под которого миру являлись редеющие седые усы. На Индийском субконтиненте ни один уважающий себя человек не ходит без усов, но у Халим-Хана растительность уже находилась на грани полного исчезновения. Он лишний раз продемонстрировал это, сняв круглую шапочку с совершенно лысой головы, после чего вытер и то, и другое платочком и уставился куда-то вдаль, прикрыв веки и будто бы не замечая моего удивления.

Я поначалу действительно оторопел от его «звонка из Исламабада». По всему получалось, что в столице Пакистана тоже обладали весьма точной информацией и о нашей работе, и даже о моём прибытии, хотя ни одна живая душа, кроме Андрея Гурьева и Савитри Пали, ничего об этом не знала.

Но я не стал с первых секунд лезть к старику с вопросами. Вместо этого я принял его правила игры: сел рядышком на скамью, неторопливо вытер лицо бумажной салфеткой, выкинул её за соседний забор, положил руки на колени и стал рассматривать двор – колодец, бассейн с водой и раскидистую шелковицу с разложенным под ней полотном для сбора упавших плодов. Молчание – золото.

– Хороший урожай в этом году, – минут через десять сказал Халим-Хан, когда убедился, что я не собираюсь заводить разговор. Спешить мне было действительно некуда.

– Тутовник? – спросил я.

– Да. Старуха чуть ли не каждый день варит варенье, а ему всё мало. Вы не хотите взять немного с собой?

Я на всякий случай посидел молча ещё минут пять.

– В самолёт не пропустят. Разве что по дороге съем.

Мы дружелюбно помолчали.

– Надеюсь, вы не привезли её с собой? – наконец-то перешёл к главному хранитель древностей.

– Кого?

– Золотую Книгу.

– Я не знаю, где она.

– Чаю?

– С удовольствием.

Халим-Хан отчего-то вздохнул и медленно удалился в дом, откуда вернулся через минуту и в молчании сел обратно. Через несколько мгновений из того же дома вышла очаровательная девушка в чёрном платке и, опустившись перед нами на колени, протянула нам с поклоном две чашки чая на блюдцах. Чай, как и в Индии, был густо разбавлен молоком, так что пить его, конечно, было нельзя.

– Спасибо, Зорга, – сказал старик, и служанка удалилась.

Мы ещё некоторое время провели в созерцании двери, за которой исчезла Зорга, пока Халим-Хан поглощал свой напиток, и я, привыкший к московскому ритму жизни, начинал уже терять терпение. С трудом подавив желание вылить содержимое своей чашки на лысую голову хранителя музея, я из вежливости отпил глоток и задал вопрос:

– Кто вам звонил из Исламабада? Полиция?

– Нет. С полицией я бы и разговаривать не стал. Звонил мой друг из офиса президента. Золотая Книга интересует людей на очень высоком уровне, там сильно беспокоятся.