…Недавно кто-то сообщил мне, что степняки обратили Фессалоники в пепел, но известие меня нисколько не смутило. Я узнал также, что регентша умерла и новый император благоволит ко мне. Но мне все равно, ибо вот уже двадцать три года я живу в Городе. Выводя последнюю фразу, я подумал, что все еще не забыл о времени, как это ни странно. Я принадлежу к секте палиндроманов, к школе Ван Орина, и достиг на этом поприще успеха: недавно я поразил учителя — или он только сделал вид, что поразился? — открытием самого короткого перевертня: «Я». Как бы то ни было, Ван Орин похвалил меня.
ДРУГОЙ, ТОТ ЖЕ САМЫЙ [59] Тема навеяна рассказами «Юг» Х.Л.Борхеса, «Случай на мосту через Совиный ручей» А.Бирса, а также биографией А.Рембо, бредившего перед смертью в марсельском госпитале коммерческими расписками.
Беспорядок, царящий в душе и в комнате, оправдан: завтра предстоит защита диссертации— «вручение индульгенции на последующую лень», как шутил он про себя.
Шлифуя предложения, он в очередной раз перелистал свою работу — кирпич в полтысячи страниц, где выяснялись причины краха миссии Исидора. Того самого Исидора, митрополита-еретика, который стремился навязать православной Руси времен Василия Темного [60] Василий II Темный (1415–1462) — великий князь московский. В 1446 г. был ослеплен Шемякой, отсюда его прозвище.
— ослепленного собирательством земель московского князя Василия Васильевича и ослепленного за это позже своим кузеном Шемякой [61] Дмитрий Шемяка (1420–1453) — удельный князь галицкий.
— позорную унию с папой, к которой склонился во Флоренции Иоанн Палеолог [62] Иоанн VIII Палеолог (1390–1448) — византийский император, подписавший в 1439 г. Флорентийскую унию, подчинявшую Православие Риму.
, злосчастный византиец, обложенный как медведь в берлоге, турками, этими «обрезанцами-собаками», как назовут их позже венецианский мавр и Шекспир.
Итак, завтра, предсказывая прошлое и фантазируя на тему эпохи, известной потомкам больше как приложение к гению Рублева, придется защищать тезисы, внушенные записями давно умерших людей, ворохами из разрозненных воспоминаний, нужно будет защищать мысленные диалоги с этими призраками, которые, пугая навязчивостью, вертятся в мозгу, защищать непрерывно всплывающие в сознании обрывки чужих фраз и видений — эту непременную отрыжку интеллекта — и, наконец, защищать годы, искалеченные архивной пылью, амбициозностью дискуссий, библиотеками, подавленными зевками и тусклыми семинарами с их паучьей возней и ломотой от неподвижного сидения. Фу!
Пространство комнаты уже наполнил вечер, растворяя лепнину на потолке, стены с висящими картинами — его робкое подражание дзайхицу [63] Дзайхицу (яп.) — букв, «следуй за кистью», техника живописи.
, «покорное следование следованию за кистью», карандашный автопортрет, названный в духе китайцев «портретом в тысячу линий», и огромные шкафы для книг, эти поглотившие бездну премудрости сосуды данаид. Где-то на этом кладбище чужих мыслей, как называл подобные хранилища Федоров, погребены и труды его предков, завещавших наследнику вместе с выпуклым лбом и рыжими волосами еще и стезю историка. Ведь если верить семейному преданию, — а разве можно сомневаться в усвоенных с детства истинах? — то его прадед вместе с Шевыревым и Бодянским, правда, настроенный не столь славянофильски, оппонировал самому Грановскому при защите магистерской диссертации о средневековых западных городах.
Его деда по материнской линии, профессора университета и, возможно, той кафедры, где ему предстоит быть спустя ночь, за блестящую эрудицию сравнивали с Мирандолой [64] Пико делла Мирандола Джованни (1463–1494) — итальянский философ-гуманист, символ энциклопедически образованного человека.
.
«Изведал мудрости ты долы
И почерпнул в них свет.
О, русский Мирандола:
Готов на все ответ!» —
вспомнил он строки бравого и по-студенчески наивного посвящения деду и, усмехнувшись, подумал, что завтра придется защищать еще и фамильную честь.
Зачем? Покидая фантомы и мир, где русские князья из гнезда Калиты боролись со скукой сладким дурманом медовухи, суматошной беготней по бескрайним просторам своих лоскутных владений, междуусобицами и вялыми, похожими на драки уличных мальчишек, хроническими стычками с ордынцами, в которые выродились к тому времени свирепые побоища Бату-хана, он моментально предавался мукам земного ада — рефлексии. Что он им всем, этим гекубам? И что они ему?
Читать дальше