Алексей Никитин - Истеми

Дождь лил, смывая остатки красок, которыми мы когда-то разрисовали этот унылый пейзаж. Вода безжалостна и настойчива в своем стремлении к чистой правде.

Мне вдруг вспомнилась предыдущая встреча с Синевусовым.

— Помнишь, неделю назад мы сидели в кафе на Подоле? Там был такой тип, которого ты в шпионы записал.

— Это не я его записал. Англичане, скорее всего.

— Значит, помнишь. Я все хотел спросить, что ты ему сказал, когда я вышел на улицу?

— Ты заметил? Да не волнуйся, ничего особенного. Сказал, что его давно раскрыли, а ты полковник российской ФСБ, которому поручено его ликвидировать.

— Отлично… Ну, и зачем ты это сделал?

— А что б глядел веселей. А то сонный он какой-то — смотреть противно.

— Тогда, конечно, — согласился с ним я.

— Ну что ж, нам пора домой, — Синевусов свистнул собаке. — Как с тобой связаться? Электронная почта есть?

— Записывай. Если есть чем и на чем.

— Говори. Я запомню.

— Мой адрес: истеми, собака…

— Из чего, из чего?

— Лучше запиши. По буквам: ай, эс, ти, и…

— А-а, понял, — засмеялся Синевусов. — Конечно. Истеми… Как это ты себя называл: каган коша запорожского? Теперь не забуду. Это же надо было такое выдумать. Только и ты, если вдруг узнаешь, кто разослал ультиматум, дай знать.

— Обязательно.

— Меня легко найти. Я каждый вечер тут гуляю, — он слегка махнул мне, прощаясь.

Синевусов и меланхоличный терьер ушли в сторону Владимирской, а я продолжал мокнуть, разглядывая ночные киевские пейзажи. Пора было уходить и мне.

Когда я утром выходил из дома, чтобы спокойно и не спеша погулять пару часов по городу, то представить не мог, где, когда и с кем закончу эту прогулку. При желании, не сложно было приписать случившемуся мистический смысл или, к примеру, символический. Но такого желания у меня не было. Когда-то мы наплодили теней, и этим теням удалось изменить нашу жизнь — мы сами были в этом виноваты, никто, кроме нас. Они до сих пор не рассеялись и остаются Императором Священной Римской Империи Карлом XX, Президентом Словенорусской Конфедерации Стефаном Бетанкуром, Президентом Объединенных Исламских Халифатов Халифом Аль-Али, Ламой Монголии Ундур Гэгэном, Истеми, Каганом Запорожского Каганата, и майором Комитета Госбезопасности Синевусовым. И хотя их власть над нами уже не та, что была прежде — она ослабевает и с годами станет еще слабее, — но полностью они уже не оставят нас никогда. Как не оставит меня и воспоминание о жарком майском дне 84-го года, который мы провели с Курочкиным на Замковой. День, когда мы победили. Если кто-то спросит меня о самом счастливом моменте моей жизни, я всегда буду знать, что ответить.

Я стоял напротив Замковой, но гора уже ушла в ночь. Я различал только ее силуэт, а за ней, за Подолом, на Куреневке лежал в больнице Мишка Рейнгартен, к которому я так и не зашел. Тем майским днем он тоже думал, что победил.

В кармане куртки завибрировал телефон.

— Ты что же, вот так и проспал весь день? — спросила меня Вера.

— Нет, не проспал.

— А почему не звонил?

— Думал, ты спишь. Будить не хотел.

— Да, я спала, — довольно сказала Вера. — До обеда. Но уже выспалась. И знаешь, что сделала, когда проснулась?

— Что ты сделала?

— Позвонила Наташке, бывшей Белокриницкой.

— Зачем? — удивился я.

— Просто так. Проверить, что телефон у нее не поменялся. Я же обещала тебе его дать.

— Спасибо. Но теперь я думаю, он вряд ли мне пригодится. Как она поживает?

— Не жалуется. Тебя вспоминала, и остальных тоже. А еще, знаешь, что она сказала? Что это она послала Курочкину и всем вам то письмо. С ультиматумом в приложенном файле.

— Она послала? Зачем? — я оглянулся. Синевусов уже скрылся в темноте. Да, все равно, я ничего не собирался ему рассказывать.

— Просто так послала. Пошутила. Разыграть хотела, что ли.

— Правда? — туповато переспросил я. — Разыграть? Отличный розыгрыш.

— Она несколько месяцев назад разбирала старые бумаги и наткнулась на черновик. Ну, воспоминания, молодость, все такое… Вот и набрала этот текст, а когда подошла дата — в этом же году ровно двадцать лет исполнилось — отправила его Курочкину, а копии — всем остальным.

— Удивительно, — тряхнул головой я, и крупные капли воды посыпались с меня, как с Синевусовской собаки. — Это самый яркий из известных мне розыгрышей.

— Я ей так и сказала. Сказала, что все здесь очень высоко оценили ее шутку, а Курочкин, так тот вообще бросил все и удалился в Святую Землю. Будет грехи замаливать. Ну, так же?