Алексей Никитин - Истеми

Когда Вера вышла из душа, я внимательно смотрел рекламный ролик немецкого лимонада. Она остановилась и озадаченно глянула на меня.

— Конкуренты наступают?

— Только что Курочкина показывали, — я выключил телевизор. Лучше б я его и не включал — на весь день настроение испортили.

— Твоего Курочкина?

— Моего. Если я правильно расшифровал эту пантомиму — у него неприятности, и он сбежал в Израиль.

— А какие именно неприятности не сказали?

— Может, и сказали, но я не расслышал. Мартышка к старости туга ушами стала, особенно когда смотрит телевизор без звука.

— Дождись следующих новостей. Если это важно.

— Это, конечно, важно. Но не настолько, чтобы весь день торчать у телевизора. Завтра расспрошу Канюку, он, наверняка, все знает лучше журналистов.

Сказав эти правильные слова, я около двух часов провел у экрана, переключаясь с одного выпуска новостей на другой. О Курочкине говорили разное: путали его должности, возраст, даже имя, называли, то Юрием, то Игорем. Версии срочного отъезда в Израиль (с этим я не ошибся) тоже выдвигались разные. Единственная фраза, совпадавшая во всех репортажах, звучала так: «Прокуратура заканчивает проверку законности договоров, подписанных Курочкиным во время его работы в Кабинете Министров». Чувство вины, которое меня буквально захлестывало (он же просил связаться, может, я мог ему чем-то помочь), после того, как я это услышал, слегка утихло. Тут я ему ничем помочь не мог.

Канюку разнесло. Лысый мужик с обвисшими щеками, двойным подбородком и навсегда погасшим взглядом прижимал меня к необъятных размеров животу у входа в запорожскую забегаловку. Он говорил какие-то затертые дежурные слова, но растроган, похоже, был искренне. Мы не виделись больше десяти лет. Тогда нам исполнилось по двадцать пять. Если бы мы не были знакомы, я уверенно дал бы Канюке полтинник — он здорово постарел. Бизнес в нашей стране вреден для здоровья.

— Вы не знакомы? Это Вера. Дочка Недремайло.

— О-о, какая фамилия, — загрохотал Канюка. — От одного ее звучания меня пот прошибает!

— Ладно, ладно, не преувеличивай, — я хлопнул его по спине. — Твой кабак, что ли?

— Догадался. Ты всегда был догадливым. Идем, перекусите с дороги. Не «Максим», конечно, но своих накормить могу.

Канюка держал сеть небольших кафе в Запорожье и области. Идеальный клиент для моей фирмы. Следовало бы подписать его на нашу колу, ценами мы любого конкурента задавить можем. Вкусом и качеством — нет, а ценами — можем. Но о коле я говорить не стал. Вместо этого спросил Вадика о Курочкине.

— Допрыгался наш Курочкин, доскакался козлик мокрожопый, кузнечик, бля, надежда молодой демократии, — довольно констатировал Канюка и разлил водку.

— Вадик, я за рулем, — мне пришлось отодвинуть рюмку.

— А дама? Дама тоже за рулем?

— Даме можно, — ответила Вера. — Но немного.

— Тогда за нас, — поднял рюмку Канюка. — За нас, битых этой долбаной жизнью в этой долбаной стране… Я три раза разорялся. Все терял, кроме долгов. Долги выносил, как ребенка из горящего дома. Последний раз из-за этого пинчера, Куркина. Но ничего, живу, как в армии научили: упал — отжался… Дама чем занимается?

— Физикой, — ответил я и поднял стакан с томатным соком. — Вадик, ты тост говорил.

— Ну, так за нас, что ж тут неясного? За крутых деловых людей с прошлым физиков и физиков с будущим… Одним словом, с крутым будущим.

— Где ж тебе Курочкин дорогу перешел? И, кстати, что вокруг него сейчас происходит? — спросил я, когда жареная картошка с грибами, салатиком и свиной отбивной была дожевана, а водка, усилиями Канюки, подходила к концу.

— Происходит простая вещь: мина, которую он заложил под себя пятнадцать лет назад, на которой он вырос, как плесень на гнилушке, рванула, и весь мусор мощным фонтаном выбросило в воздух. Теперь он будет падать нам на головы и оседать лапшой на ушах. Мы услышим много интересного. Куркин ведь всегда так громко декларировал свою независимость. «Я не правый, я не левый, я не связан корпоративными интересами и ни от кого не завишу — я честный».

— А на самом деле?

— На самом деле его, такого честного, выкормил Комитет. Сперва Комитет, потом СБУ. Потом он подрос и оперился, но связи остались.

— Но в Штатах его всерьез считают проамериканским, — вспомнил я пылкий монолог Малкина недельной давности.

— Конечно. А то ты не помнишь Куркина. Он всем друг. Он думает, что вокруг дураки, а он самый умный. Но дураков нет. Разве что я один ему попался. А больше нет. Куркина использовали, как могли, и те и другие, а теперь пришло время выдавить его из игры. За ним же никого, одни чекисты. Представляю, как он им надоел за пятнадцать-то лет. Скорее всего, они это и сделают.