Тогда его привлекала мрачная полная мистических символов готическая атрибутика третьего рейха. Брошены уроки, в школе он изредка появлялся, все время уходило на жесткие силовые тренировки, общение с друзьями единомышленниками и боевые акции. Вечером волчьей стаей они выходили на улицы и явный страх обычных людей поспешно уступавшим им дорогу действовал на них как возбуждающий наркотик. Вызывающе одетые, бритые наголо, они били подростков, юношей и уже зрелых мужчин за модную одежду, стильные прически, цвет кожи, национальную принадлежность и манеру поведения, за сексуальную ориентацию и музыкальные пристрастия. Нападали стаей по волчьи с заранее распределенными силовыми действиями. Безжалостно терзали случайную жертву и быстро уходили, растворяясь в рукотворных каменных джунглях столицы. До убийств дело не доходило. Пока не доходило, еще срабатывали «внутренние тормоза». Это ощущение вседозволенности, этот выплескиваемый в нападениях адреналин, этот драйв стали их жизнью, их подлинной и единственной реальностью. Они росли в относительно сытую эпоху «нулевых», в эпоху откровенной коррупции, тотальной наглой лжи и убогих стереотипов навязанных рекламой и бесконечными сериальными шоу, в эпоху бездуховности и всеобщего цинизма. Они ответили этой эпохе создав свой мир. Мир неумолимых грозных хищников, романтично-кровавый мир белых волков. Это про это время и про них напишет Сергей Яшин:
Воля к победе и воля к власти
слушай крови священный зов;
бойтесь, враги, оскаленной пасти
нового племени белых волков!
Они признавали только поэтов пишущих о таких как они. И читали друг другу стихи, стихи посвященные им, белым бестиям нового тысячелетия.
— В кого ты такой уродился? — слабо возмущалась мама.
— Тебя же посадят, дурак! — бешено кричал папа.
Вадим чуточку презрительно усмехался в ответ. Овощи, планктон, это его родители. Мама с утра до ночи пашет в кредитном отделе банка. Папа специалист по недвижимости. Уходят засветло, а домой возвращаются почти ночью совершенно обессиленные работой и бесконечными пробками на дорогах. Жалкие клерки, белые воротнички, покорное начальству убогое быдло. Он презирал их жизнь, их выбор, их работу. Презирал, но не забывал как следует пожрать из набитого продуктами холодильника. Одежда, компьютер, квартира в столице, все было приобретено на их деньги. Впрочем он как-то не очень думал об этом, еда, одежда, жилье и его оплата это было нечто само собой разумеющееся, как и карманные деньги которые ему регулярно выдавали. Они планктон, а он ариец. И это его выбор и его жизнь. И никто, слышите никто, не смеет ему указывать как жить.
— Неужели у тебя нет ничего святого? — держа в руках взятый из его комнаты самодельный нацистский шеврон, с недоуменным испугом возмущался отец и устало почти безнадежно попросил, — Одумайся сынок, одумайся…
Святое у Вадима было, только пока он еще не знал об этом, а думаться им пришлось вместе: ему и его отцу.
В тот день когда Вадим пришел с тренировки, его отец уже вернулся с работы. Они больше почти не разговаривали. Не о чем, а спорить и ругаться было бессмысленно, это понимали оба. Так обменивались бытовыми репликами, самые родные люди и уже почти чужие друг другу.
Одетый валяясь на диване в своей комнате Вадим услышал как резко прозвенел дверной звонок. Мать пришла. И тут же услышал рычащий отцовский крик:
— Кто тебя?
Вадим выбежал из комнаты, от острой боли сжалось сердце. Его избитая, вся в крови мама бесформенным кулем осевшая на пол плакала.
— Четверо в переходе почти у дома, ограбили, сумку вырывали, не отдавала, избили и вот… — мама показала разорванные мочки ушей, — серьги… твой подарок… вырвали…
И слезы, боль матери, жгут сердце сына и он по детски плача ее обнял:
— Мама… мамочка…
— Ты! — крикнул побледневший отец Вадиму, — Скорую вызывай, а я…
Он подбежал к оружейному шкафу, рывком открыл стальные двери, достал охотничье ружье и патроны:
— А я… — с искривленным от ненависти лицом заклокотал он, — а я…
— А я с тобой, — вскочив и размазывая по лицу сопли крикнул Вадим и дальше жестко отрывисто ломающимся голосом:
— Ружье оставь, — (отец посмотрел на него с недоумением) Вадим пояснил, — со стволом дойдешь только до первого мента, (отец не отпускал оружие) и Вадим властно, уверенно, — оставь тебе говорю, топор в сумку, нож в рукав куртки, я молоток возьму, этого хватит… уррр… урроем сук…
Читать дальше