Большие темные удивительные глаза его обвели сидящих.
— Наше дело — предоставить вам шанс для того, чтобы вы, наконец, поняли, кто вы? С кем вы? Где вы? Куда идете? и за чей счет живете? Вы должны производить на сто процентов те духовные ценности, ради которых существуете на Земле.
И когда оно окончилось, это занятие, оказалось, что на дворе уже ночь-полночь, и надо спешить, чтобы успеть в метро до закрытия.
Астра бежала, не разговаривая ни с кем. Слишком полным было впечатление, драгоценны его оттенки. Что за человек! Что за дивная сила в словах его! Необыкновенно! Работать над собой — вот основа! Сегодня же и начать, нынче, с этой самой минуты!
Дома было тихо. Маленький Проша разметался на постели возле Кира, как всегда засыпал не у себя в кроватке, а у родителей, если кого-то из них не было. Обычно задерживался Кир. Сейчас он дремал в ожидании жены.
— Пришла? — приподнялся он. — Иди ко мне. Что с тобой?
— А что?
— Ты взволнована, лицо горит, глаза блестят. Успокойся. Что там было? Что это за человек?
— Необыкновенный.
— Это понятно. В каком он возрасте?
— Около пятидесяти, если у таких людей есть возраст.
— Ложись, приди в себя.
— Мне надо работать, не обижайся, Кир.
— Что это за «работа»?
— Внутренняя.
— Аструня…
— Что, милый?
— Будь осторожна, — Кир помнил единственное, но и поныне ярко-ужасное прикосновение к нему неведомого состояния в далекий день на школьном стадионе. — Не рискуй. Довольно, что рискую я.
— Да, — она поцеловала мужа в шею под ухом и пощекотала волосами. — Ты у меня храбрый рыцарь. Я буду осмотрительна.
Плотно притворив дверь детской, она опустилась на ковер.
— Как проверить его слова? Смогу ли я? Если начинать, то с самой мучительной проблемы. Это проверка наверняка. Вперед.
Самой жгучей проблемой Астры с самого детства была, конечно же, ее мать. И если раньше это худо-бедно скрывалось, то после отъезда брата явление обнаружило себя во всей неприглядности. Мать и дочь оказались чужими людьми, они были враждебны, как две осы. Да, именно так.
Мать жила одна в огромной квартире, сберегая ее для сына. Предмет вдохновенных трудов всей жизни, ее комбинат, стал закрытым акционерным обществом, коммерческой фирмой, для которой тут же нашлись новые управляющие; под хамоватым предлогом переоборудования и евроремонта они уволили прежний, по-советски строптивый персонал; работа не остановилась, даже прибавила обороты, но уже без Екатерины Петровны и ее «Правления». Оскорбленная отставкой, она быстро старилась. Ее закат усугубили подозрительность и раздоры со сверстницами-соседками, теми женщинами, что сидят на скамеечках близ подъездов и во все времена, еще с деревенских завалинок, поддерживают друг друга участием и душевным теплом. А разве не для «простого народа», по ее прежним заявлениям из президиумов, мать трудилась всю жизнь? И не сказать, что лукавила — работала в поте лица!
Теперь в ее жизнь вошли медицинские справочники, общение с врачами и медсестрами. Чередой потянулись болезни. Для Астры, легкой, здоровой, сильной, это означало брезгливое посещение больниц, докучные беседы с врачами, оплату лечения, процедур, рекламных лекарств.
— Ведь ты моя дочь! Значит, обязана оказывать помощь больной матери, — недовольно дергала женщина ранящую цепь, на другом конце которой дергалась прикованная дочь.
И помощь оказывалась. Еще вчера с сумкой, полной гостинцев, каких не каждый день можно было позволить даже для Проши, Астра понуро поднималась по лестнице очередной клиники. С верхней площадки за ней наблюдала одетая в халат и шлепанцы раздраженная мать.
— Что ты плетешься, как старая кляча, — набросилась она. — К больной матери да с таким лицом! Лучше совсем не приходи.
«Под старость все матеря находятся».
Эту-то сгущенную боль, самую тяжкую из всех, Астра решила отработать в ту же ночь.
— Вина моя тайная, безысходная, — позвала она, — совесть моя нечистая. Черствость к матери, тупик дочернего долга. Вина, вина моя горькая… Нет, все равно ничего не выйдет, — заныло в душе. — Вина, вина моя гиблая, тухлая, постылая…
Словно палящая туча спустилась в ответ на ее причитания. Вот они, задействованные силы! Твердые, будто каменные ножи.
— Вина, вина… — казнясь и стеная, приходя в отчаяние, продолжала она звать свои прегрешения. — Вина, вина… Но я пыталась любить, это они смеялись, отсылали, это был их выбор… Сама, сама, никаких оправданий. Кто страдает, тот неправ. Раз мне невмоготу, значит, я и должна разобраться.
Читать дальше