Наконец, вернулись с Москву.
Здесь ждали новости, известные, впрочем, во всех подробностях.
Во-первых, брат Астры, Юрий Алексеевич Романцев, надолго отбыл в Европу, в ЮНЕСКО. Безграничной работоспособностью он пошел в мать, рано защитил диссертации первую и вторую, снискал уважение в научных кругах и уехал с семьей в Рим.
Мать осталась одна.
— Теперь вся моя надежда на тебя, дочь. Помни об этом — дрогнувшим в гордости голосом сказала она.
Астра огляделась. Она приехала с четырехлетним Прошей. В родном доме мало что напоминало о детстве, изменился даже вид из окон. Все говорило о жизни семьи взрослого мужчины, разве что буфет на кухне, трюмо с зеркальными створками да кое-какая мебель удержались на своих местах.
— Смотри же, — отчужденно повторила Екатерина Петровна, кутаясь в пуховый платок. — Я теперь одна. Не забывай.
Астра молчала.
— Мама, я хочу домой, — нагнул ее Проша.
Екатерина Петровна поджала губы.
— Не понравилось у бабушки?
— Я люблю бывать у другой бабушки, папиной, — смело ответил мальчик.
Другая новость состояла в том, что Марина переехала с дочкой в свою квартиру по соседству. Генеральскую жилплощадь с видом на Кремль она продала сверхвыгодно и сверхосторожно, а деньги, в глубокой тайне, о которой с легкостью догадался Кир, разместила на валютные счета Госбанка. Именно на валютные, наученная дефолтом. Новые времена! Подобно редким счастливцам, она могла жить не работая, на проценты с этих сумм. Но Марина, но прекрасный специалист, «Ангелочек»! И Васин разрешил ей трудится на прежнем месте неполную рабочую неделю. В мозговито-перестроенной к тому времени Корпорации уже не сидели без дела, глядя в стену, и твердая рука Марины наконец-то пришлась ко двору, именно ее отдел приносил компании лучшие договора.
Москва изменилась. Впервые увидела Астра людей, разговаривающих на ходу по мобильному телефону, не обращая внимания на прохожих. В Сибири это только-только начиналось. Увидела почтовые ящики в подъезде, набитые бумажным рекламным хламом, старательных дворников-таджиков, схватила взглядом шляпы с цветами, летящие шелка, пляжную оголенность юных дев, проколотые губы и носы, баночки пива чуть не в каждой руке. А нецензурные выражения, ставшие вдруг обычными для слуха! Но главное оставалось — биение жизни.
— О, Москва! Мариночка, нет слов! А твоя дочурка! Тасенька, нравится тебе такой меховой коврик под ножки? — Астра протянула девочке и другие подарки. — Вот тебе золоченая кедровая шишка, привет от наших Северов, меховая шапка с ушками и расшитые рукавички.
— Спасибо. А можно орешки выковыривать?
— Ах, орешки! Лучше не надо. Орешки отдельно, целый мешочек, лущи, сколько хочешь. В Сибири они вместо семечек. Сколько же мы не виделись, Марина? Со дня моей свадьбы, да?
— Пожалуй. Тасенька тогда еще в пеленках была, а теперь уже в школу пойдет.
— Так рано? А школа близко, не через дорогу? Замечательно! И сквер как разросся! А почему липа над овражком совсем накренилась?
— Ах, Астра. Уже и матерью стала, а все радуешься простым вещам.
Астра улыбнулась.
— Простых вещей не бывает, Мариночка.
— Вот я и говорю, все такая же, золотце мое.
Добрые хлопоты, добрые заботы.
Вот только Тася, тёмно-глазенькая, тёмно-бровенькая дочка случайного болгарина, уже понимала и стеснялась своего полу-сиротства. Иными ночами бывал слышен горький плач Марины. Пришлось переставить спальню в другую комнату. Не можешь помочь — незачем знать чужие тайны.
— Ну, пока не тесно, — прошелся по квартире Кир и удовлетворенно посвистел. — Когда семья разрастется, купим второе жилье.
Добрые хлопоты, добрые заботы.
Однако через полгода Астра погрустнела. Работа в Нефтяной Компании, на тех же условиях, не перегружала ее, но мальчик взрослел, задавал сотни вопросов в день. Свободного времени не оставалось ни минуты, а уж кастрюли, одежки, тряпки просто ухмылялись ей в лицо.
— Я теряю себя, я тупею, Кир! — взмолилась она. — Мне нужно думать, читать, развиваться, а все делается урывками, на остатках. Помоги мне, муж родной!
Кир кивнул. Сам он жил по образу Нефтяного сообщества, плавал в бассейне, парился в сауне, гремел железом в спортзале, даже охотился в густой лесной чаще. Теперь трижды в неделю стала приходить няня. Она приходила к Проше, но гуляла и с Тасей тоже, потому что милая девчоночка словно родню нашла в нем, привязалась горячо и требовательно, как старшая сестра.
Читать дальше