Она уселась в мою машину: губу закусила, брови насупила. А на небе ни облачка, все так и сияет. Ледяной воздух точно клещами схватывает грудь. Воскресное утро, улицы почти пустынны, магазины все закрыты, город замер в оцепенении после недели каторжного труда. Я остановился купить газету. Когда я вернулся, мать листала журнал, который нашла на заднем сиденье. Она разглядывала фото, где я позирую в плавках, раскинувшись в двусмысленной позе, а волосы падают мне на лицо.
— Какая гадость! — вздыхает она, когда я отъезжаю от тротуара. Я молчу. Мне‑то не стыдно за свою работу, но я знаю, что она по этому поводу думает. Ей кажется, будто я попал в клоаку. Ей не нравится, что ее сын позирует нагишом для мужского журнала. Это ее коробит, даже если картинка вполне «софт». И ничто не может ее переубедить: ни мои объяснения, ни заверения, ни даже белье Ютты у меня в ванной.
Она опустила на лицо огромные темные очки. В воздухе кружатся сухие почерневшие листья.
— Ты у кого хоть была? — спрашиваю.
Не может толком ответить. Ей кажется, что, если мы проедем мимо, она узнает место. Я выдвигаю пепельницу и говорю ей, что можно курить.
Но она смотрит в сторону, продолжая дуться. Каждая минута, проведенная вместе, усугубляет чувство подавленности. Не знаю, всегда ли напряжение в конечном счете приводит к взрыву. И может ли однажды стать легче? Даже не знаю.
*
Сначала я просто сидел в машине и ждал. Потом вышел и позвонил в дверь. Мне открыл мужчина в трусах. Он произнес:
— Твоей матери надо было чего‑нибудь выпить.
— А не рановато? — спросил я.
Он пожал плечами. На вид ему было лет шестьдесят.
Мать сидела в полутьме, на диване, поджав ноги. Мужик в трусах сел рядом, и они уставились на меня.
Это могло продолжаться долго.
— Ну и что дальше? — спросил я, не вынимая рук из карманов.
Хозяин улыбнулся и предложил мне выпить.
Я не стал терять времени и отправился на поиски пальто. Сказать мне им явно нечего. Пусть себе сидят на диване.
Повсюду грязные стаканы, пустые бутылки, пепельницы с окурками, на низком столике — остатки закусок. Дневной свет напрасно силится проникнуть в комнату через узкие щели между шторами. Их, оказывается, тут целая компания — собираются, чтобы потусоваться, как говорит Ольга, или, как говорят другие, «расстрелять последние патроны». Я видел кое‑кого из них, они пытались вести со мной интеллектуальные беседы и вполне здраво рассуждали о близости своего последнего часа. Если так пойдет, скоро они будут встречаться в Обществе анонимных алкоголиков или в психушке, — на здоровье. Жаль только, что мать с ними. Не прощу Ольге, что познакомила ее со своими дружками.
— Что ты вбил себе в голову? — ощетинилась тогда Ольга. — Ты что думаешь, мы мужей хотим подцепить? Мужиков ищем, чтобы в дом к себе затащить? Да тебе лечиться надо. Впрочем, все равно не поймешь. Так что не лезь не в свое дело.
— Да‑да, оставь нас в покое, — поддержала мать.
Пальто я обнаружил в пустой комнате, на кресле. Одеяло на кровати было откинуто, подушки смяты.
— Нашел, что искал? — спросил тип в трусах, натягивая штаны. Он смотрел на меня с симпатией. Я собрался было уходить, но он взял меня за локоть.
— Будь с ней помягче, — попросил он.
Я резко вырвал руку.
Он поплелся за нами к машине. Мать опустила стекло, и он склонился к окну. Они обменялись несколькими словами, которых я не расслышал. Потом он поцеловал ее в губы.
— Какая разница? — изрекла моя мать, пока мы мчались в город так, точно позади полыхало пламя.
Когда мы вошли в ее квартиру, зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Позови мать, — сказал голос того мужика.
Она взяла аппарат и ушла в спальню.
Было уже почти двенадцать. Я позвонил Ютте узнать, как дела, но она сухо спросила, что опять происходит. Мои истории с матерью отравляют нам жизнь. У нас с Юттой уже совсем не так, как было вначале. Она сказала в трубку, что если я немедленно не вернусь, она уйдет и ждать меня не будет. Да, когда мы только начали жить вместе, все было совсем иначе. Это было весной. Но сейчас кажется, будто давно. Я стал смотреть на улицу, и она показалась мне такой же чужой, незнакомой, как я сам, когда, бывает, думаю о некоторых вещах. Случаются иногда такие моменты, когда не узнаешь ничего. Даже самого себя.
Я обернулся. Мать протянула мне трубку:
— Он хочет с тобой поговорить.
*
Я заглянул домой. Ютту застал уже на пороге.
Она сказала, что я пожалею, если буду продолжать в том же духе. Я хотел было обнять ее за талию, но она увернулась. Я сел, попросил ее сесть рядом и успокоиться. Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью.
Читать дальше