Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

И вообще, почти все отношения между прекрасным и сильным полами, как мне кажется, остаются загадочными и не разрешимыми. При наивысшей степени отношений — любви, возникающей независимо или с первого взгляда, или после длительных отношений, любящих существ связывает все общее: и духовное, и материальное, и физическое, и естественное продолжение рода. Появился адюльтер, и там тоже вроде бы все ясно — желание новых и почти всегда острых ощущений, которые всегда заканчиваются, принося разочарование и даже горе одной из сторон. Случаются просто половые контакты, которые ничего не оставляют ни в духовной, ни в физической памяти. А бывает, что вполне симпатичная женщина и, как говорят, «все при ней есть», буквально залезает к вам в постель, а вы категорически не хотите с ней быть, даже не допуская мысли, что отвергаете саму женскую природу и можете унизить, обидеть и оскорбить ее до глубины души. Неделями, годами мы можем ходить, не обращая внимания на прекрасного во всех отношениях субъекта, и вдруг в какой–то момент нас начинает тянуть к нему, да порой так, что жизнь кажется не мила. Ведь ничего вроде бы не произошло, но появились какие–то флюиды или токи, или черти что еще воздействующее притягательно. Вот это–то «черти что», как мне кажется, объясняется каким–то магическим воздействием или прозаическим биополем, бывающем холодным, прохладным, но иногда поднимающимся до такого предельно высокого накала, что заставляет нас бросаться друг к другу с первого взгляда или долго присматриваться и, кажется, совершенно не понятно почему и зачем, совершать благородные и безрассудные поступки. Неужели страсть и любовь настолько слепы, что лишают нас и рассудка, и глаз? Мы порой не способны увидеть даже там, где все предельно ясно, что дурное, а что прекрасное. Я полагаю, что нашему логическому и рациональному, хотя иногда и творческому, мышлению трудно постичь, чего тут больше от человека разумного, от природы, от бога или лукавого, от жизни или от судьбы. Если это подарок судьбы, не зависящий от наших желаний или нежеланий, то мы все–таки как разумные существа должны проявить свою волю — принимать или не принимать его в свою жизнь.

Всякие выезды за пределы любимой Родины начинались с получения характеристик и заседаний партбюро различных уровней. Намечалась поездка во Францию на очередной Международный симпозиум по изучению кораллов. Я уже неоднократно бывал за границей и поэтому шел на партбюро Президиума ДВО РАН без сомнений и трепета. На этот симпозиум должны были поехать два участника из ДВО. Первым на партбюро слушали моего коллегу, его утвердили. За ним пригласили меня. Сначала были дежурные вопросы о работе и науке. Это меня несколько насторожило, поскольку члены партбюро все обо мне прекрасно знали. Затем у меня поинтересовались, с кем я живу, хотя все и так знали, что я разведенный. Последнее обстоятельство обычно было одним из основных препятствий для выезда человека за границу. Он же может там остаться, если его никто не ждет дома. Понятие «Родина» в их мозгах не фигурировало. Мой ответ, что я живу с мамой, вызвал у членов партбюро раздражение, они возмущенно заявили, чтобы я над ними не издевался. Потом были «политические вопросы» об Афганистане. В заключение все свелось к тому, что если бы я был рядовым сотрудником, то мой вопрос мог бы быть рассмотрен положительно, а уровню завлаба я не соответствую.

Вернувшись на следующий день в институт, я написал заявление с просьбой освободить меня от обязанностей заведующего лабораторией, так как, по мнению высокого компетентного органа, я не соответствую этой должности. Директор порвал заявление, устроил мне взбучку с заключением, что он лучше знает, кто чему соответствует в его институте. Спросил меня, играю ли я в шахматы. Услышав утвердительный ответ, он сказал, что, как известно, проигранную партию не вернешь, но следующую надо выигрывать и предложил готовить документы для работы на Кубе. На мой недоуменный и безмолвный вопрос директор признался, что, оказывается, была установка Бюро крайкома партии — сократить французскую делегацию в два раза. В Крайкоме не ведали, что вся делегация собственно состояла из двух человек. Они выполняли команду. Наши партийцы тоже «взяли под козырек», хотя в принципе ничего против моей кандидатуры не имели. КПСС, линия партии, ее требования всегда отличались «особой» принципиальностью. Вместо Кубы я поехал в Австралию, на Сейшелы, Мальдивы, Маврикий и во Вьетнам, который продолжаю регулярно навещать последние тридцать лет. На Кубу я не поехал, потому что на Тихоокеанском научном конгрессе встретился с американским ученым, досконально изучившим рифы и кораллы этой страны, он подарил мне свою книгу, в которой были опубликованы результаты этих исследований. Получалось так, что мне на кубинских рифах, как специалисту по изучению кораллов после его работ делать было нечего.