На этот раз Гришки не было до обеда. Мы поняли, что сегодня и, скорее всего, завтра никаких маршрутов не будет, надо искать лошадей. Гришка вернулся к трем часам: «Однако, они ночь копытили. Ночка, однако, распуталась. Напала на старый след. Могут, однако, в Балыгычан уйти, нада искать». За два дня мы исходили всю округу. Следы обрывались в болоте или в руслах рек и ручьев. На третий день решили, что Гришка пересечет всю долину реки сверху от стоянки, я — снизу. Мы вымотались за два дня. Я снял ремень, на котором у меня висели нож, компас, пистолет «ТТ» и пошел вниз, неоднократно пересекая долину, чтобы подсечь последний наиболее свежий след и определить его направление. Часа через три я обратил внимание на полукруглую вмятину, в которой поднимались травинки. Обрадованный я наклонился, чтобы определить, в какую сторону направлена предполагаемая вогнутость от следа лошадиной подковы. Меня смутили продолговатые ямки на выпуклой стороне следа. Они походили на следы от когтей. В лицо мне пахнуло горячим звериным смрадом — в двадцати сантиметрах от моего носа выдохнул огромный медведь. Инстинктивно хлопнул руками по бокам. Пистолет и нож в палатке на стоянке… Следующая мысль — демитилфтолатом брызнуть в глаза (ядовитое антикомаринное средство, попав в глаз сразу на мгновенье ослепляет, вызывая резкую боль и обильные слезы). Подсознание выбрало единственно правильную реакцию. Прозвучал первобытный человеческий рык, я думаю такой же, какой издавали мои предки при встрече с пещерным медведем. Медведь вытянулся во весь рост, развернулся на 180 градусов и сделал гигантский прыжок. Из него в мою сторону вылетела грязно–бурая вонючая струя — с медведем от неожиданности и страха приключается «медвежья болезнь». Следующие свои действия я не помню. Стоя в воде в отвернутых на всю длину болотных сапогах, вставив два пальца в рот, я оглушительно свистел. До края сапог вода не доходила около сантиметра. Медведь с сумасшедшей скоростью несся по осыпи вверх по склону сопки. Раздалось тихое «кря, кря». Прижухавшись под кустом, сидела утка с выводком утят. Медведь, унюхав еду, скрадывал ее, ничего не видя и не слыша вокруг. Я в таком же состоянии распутывал следы. Так мы встретились нос к носу. Моему носу везет на медведей. Из ступорного состояния меня вывело пофыркивание лошадей, они мирно стояли на опушке вблизи небольшой тополевой рощи в пятидесяти метрах от меня. Никуда они не уходили. Они нашли хорошую траву и два дня практически не сходили с этой поляны. Следов свежих не было, поэтому мы и не могли их найти. Вечером я взял пустую консервную банку, привязал к ней гильзу от карабина и повесил на шею Ночке — больше лошадей до конца сезона мы не теряли. А этот охотник на уток со слабыми нервами и желудком приплелся ночью на стоянку. Наш техник–геолог Игорь не знал, что это мой друг и не пропустил его мимо. Котлеты были необыкновенно вкусными, хотя и оказались сильно пересоленными.
В конце июля у Игоря сильно разболелись зубы, щека пухла все больше и больше, боль становилась невыносимой. Санрейс из Сеймчана не мог прилететь из–за нелетной погоды. Мы знали, что неподалеку есть юкагирская фактория, там должен быть фельдшер. Полтора дня — туда, день, сплавляясь на лодке, — обратно, ничего не стоили по сравнению с мучениями Игоря. Мы быстро собрались в путь, пообещав вернуться на базу через три — максимум три с половиной дня. Неся лодку по очереди, мы рано утром следующего дня благополучно добрались до фактории, несмотря на неперестающую морось. На наше счастье фельдшер был на месте, к тому же у него был опыт борьбы с зубной болью и имелся необходимый набор инструментов и лекарств. Посмотрев зуб, он стал выяснять — лечить его или удалять. Игорь, не дав ему закончить, произнес слабым, но не терпящим возражений, голосом: «Удалять!» Наркоз, и через несколько минут зуб с воспаленными корнями лежал на металлической тарелочке.
Мы пообщались с юкагирами, пожаловались на отсутствие рыбы в нашем рационе. Двое их них, ковыляя на кривых ногах, удалились. Вернулись минут через десять, вытряхивая из мешка прекрасно посаженную сеть: «Однако, начальник, купи путилку». Мы все поняли. Они нашли продавщицу, мы купили им две бутылки водки, и они, радостно шумя, мгновенно удалились. В лавке стоял прекрасный португальский портвейн, к великой радости продавщицы мы купили весь его запас — шесть бутылок. Он стоял уже больше года, и никто из рыбаков на него даже глаз не поднимал. Вдобавок там оказались хорошие конфеты, которые тоже перекочевали в наши рюкзаки. Уже хмельные рыбаки объяснили нам, в каком месте лучше поставить сети. Дождь продолжал накрапывать, но мы загрузились в лодку и поплыли. На ночь мы поставили сети, улов был великолепный. Пожарили на костре небольшого таймешонка и рано утром вновь тронулись в путь. Дул сильный ветер, грести хоть и по течению было тяжело. Резиновая лодка, выступая из воды, сильно парусила. Гребцу было жарко, при этом сидящий без движения пассажир через полчаса начинал дрожать. Мы менялись, но сидящий напарник все быстрее и сильнее замерзал. Я предложил одному грести, а второму короткими перебежками идти по берегу. Стали немного согреваться, но заметнее уставать. После обеда зашуршали редкие снежинки. Мы, почти в конец вымотанные и промокшие, решили немного отдохнуть в лесном затишье на берегу.
Читать дальше