Заканчивается очередной маршрут. Вокруг костра расположились уставшие, немного похудевшие мои спутники. Близко прижавшись к огню, они посапывают, кое–кто слегка всхрапывает. Некоторые беспрерывно ворочаются, отбиваются от наседающих комаров. Промокшая одежда парит. Я караулю костер. В моей обязанности — поддерживать огонь и следить, чтобы у спящих не загорелась одежда. Сон наваливается своей тяжестью на меня, веки начинают смыкаться. В одном из карманов обнаруживаю затерявшийся сухарь, очищаю его от мелкого мусора и грызу небольшими кусочками. Как это вкусно! Грызу сухарь, сон уходит от меня. Кажется странным, что где–то далеко–далеко, за пределами мрачной тайги и унылых болот, люди живут в спокойствии, страдают бессонницей, едят строго по расписанию, не преодолевают усталости, горных перевалов, наледей, не боятся снежных бурь или затяжного на неделю дождя. Сами–собой складываются строчки: 214 Идешь в маршрут и кочки давишь, Дорога часто не легка и далека.
Не знаешь ты, что там прославишь, Но знаешь — это не беда.
И не беда, что тьмою цепкой Порой блуждаешь под дождем, Что спать приходится нередко, Клубком свернувшись под кустом.
А ветер дик и зол на воле, И жжет крапивою мошка, Но тем и дорог мне до боли Нелегкий путь полевика.
Шумит лесок, костер дымится, Луна упряталась в листву.
Пускай кому–то счастье снится.
Я знаю — счастье наяву!
Что же заставляет нас отказаться от удобств, что толкает в этот холодный, неустроенный край, где еще властвует над человеком дикая природа, где почти каждый шаг требует упорства, борьбы? Жажда исследования? Да! Исследователю не приходится задумываться над тем, какой ценой ему придется заплатить даже за первые крохи открытий. Но зато какое счастье видеть с вершины горы познанное и побежденное пространство с обнаженными долинами, с ясным контуром лесов, со сложным рисунком изорванных отрогов! Как радостно, стоя на очередной вершине дотоле неизвестного хребта, дышать полной грудью чистым прохладным воздухом, навеянным из долин, лежащих далеко внизу, любоваться необозримой далью, видеть и знать, что, насколько хватает глаз, нет ни одной не покоренной и не известной вершины!
А какие удивительные люди попадаются в экспедициях! Наш начальник отряда Владимир Владимирович — сын известных профессоров–геологов — был прекрасно образованным, широко эрудированным человеком. Он умел и знал очень много, был постоянным генератором различных идей, которым, казалось, не будет конца. В маршруте он постоянно просвещал меня, сыпля геологическими терминами и латинскими названиями ископаемых животных. Мои не отягощенные геологическими знаниями мозги всё впитывали как губка.
Шариф (он продолжал мотаться по экспедициям) проявил свои удивительные способности. В прошлом он, оказывается, был шеф–поваром в одном из столичных ресторанов и готовил нам удивительно вкусную еду. На Чукотке из–за отсутствия условий и многих продуктов, и особенно специй, он не мог проявить свой талант.
А Сашка–морячок! Он все время ходил в тельняшке и телогрейке, подпоясанной флотским ремнем. Его отчислили с филологического факультета МГУ и отправили на Колыму за надпись на полях конспекта: «Что сделал Сталин в области языкознания?» Он каждый день рассказывал по два–три анекдота, причем с удивительным акцентом национальности того героя, о котором шла речь. Он постоянно с кем–нибудь заключал пари и всегда его выигрывал. Сашка ни с того ни с чего мог заявить: «Спорим, ящик печенья съем за двадцать минут». Всегда найдется человек, желающий пойти в ресторан за счет спорщика, считая предлагаемое невыполнимым. Разбиваются сцепленные руки, все работы, естественно, прекращаются, ожидается потрясающее зрелище. Сашка берет самый большой тазик, наливает в него воды и высыпает печенье под сожалеющие вздохи о пропаже чудесного продукта. Минут через пять Сашка сливает воду из таза, мокрое месиво опрокидывает на марлю и все выжимает. Получается небольшой комок сладкого теста, который он начинает поедать. Все понимают — очередной проигрыш. Начавшему «возникать» проигравшему твердо говорится, что никаких условий перед спором не ставилось, и чтобы он готовил в Магадане деньги вести всех в ресторан. А поскольку уже почти весь отряд «пролетал» на аналогичных спорах, то, кроме веселья, это ничего не вызвало. Другие «залетали» на том, что натощак невозможно съесть три шоколадные конфеты, так как не все сразу понимали, что вторая и следующая конфеты, строго говоря, будут съедены уже не на пустой желудок.
Читать дальше