«На днях я тут услыхал, что с тысяча девятьсот шестьдесят пятого рябиновка сильно испортилась, ага, и что в сороковые годы в Служевеце было классно, гораздо лучше, чем в Скарышевском парке», — сказал Т., «в каком смысле?» «ну, понимаешь, охота на мальчиков, принести что-нибудь из бара?» — Т. встал, одернул черную водолазку и пошел к стойке, «я читал дневник Ивашкевича за 1965–1968 годы, тогдашняя атмосфера, сантосовско-служевицко-скарышевская», вернулся Т. с тремя бутылками пива и стаканчиком dark whisky, «Джеймс Шульер в поэме „The Morning of the Poem“ спрашивает: „можно ли вычитать что-нибудь между строк?“ и сразу отвечает: „нет“» — сказал А. […]
[Отложил книгу. Встал. Нагнулся и поднял с пола темную крошку. В ту же секунду почувствовал острую боль. Оса. Вытащил из подушечки пальца жало, подошел к холодильнику, достал из нижнего ящика луковицу, разрезал, приложил половинку к горящему месту, облегчение. Компьютер. Ужин с Псом, компьютер. На рассвете зазвонил телефон.]
— Я не слишком поздно… рано…?
— Нет. Кто говорит?
— Затопек.
— Привет. Первый раз говорим по телефону. Потому и не узнал. Извини.
— Да ладно. Я хотел посоветоваться. Богатей раздает.
— Знаю. Слышал.
— Вот-вот. Хочет построить стадион, чтобы нам с сыном было где бегать. Ну, не только нам. Всем. Настоящий стадион, беговая дорожка (тартан), трамплины, круг для метания, раздевалки, душевые, всё. Предложил мне должность. Директора стадиона. Не знаю. У меня сомнения.
— Какие?
— Не будем мы бегать по кругу. Ни за что. Скучно.
— Затопек, никто вас не заставит.
— Ну как же…
— Соглашайся.
— Неловко, если не бегать…
— Ловко. Только предупреди Богатея, что будете бегать по-своему. Вперед по прямой. Не по кругу. По лесам, дорогам, по пляжу, ну, понимаешь.
— Понимаю, понимаю. Хмм. Как-то не пришло в голову. А он согласится?
— Не сомневаюсь. Ты будешь превосходным директором.
— Спасибо. Слыхал про вертолеты?
— Нет.
— Подарил два. Один горным, другой морским. Встаешь или ложишься?
[Долю секунды раздумывал над вопросом. И ответом.]
— А. Ложусь.
— Не буду мешать. Спасибо. Сделаю, как ты говоришь. Спокойной ночи. Доброе утро. Ха, ха. Побежал.
— Куда?
— Сегодня по шпалам. Ой, забыл, нога. Не побегу.
— А если бы смог, зачем?
— Укрепляют шаг.
— А поезда?
— Часто бастуют. Сегодня тоже.
— Не знал. Всего хорошего.
— Еще раз спасибо. До свидания.
[В ванной пахло ромашкой. Сквозь пар на зеркале смотрели обведенные темными кругами глаза — затуманенные мешки. От горячей воды щипало подушечку пальца. Лег нагишом. Все предвещало сильную жару. Пес ворчал.]
[Разбудил их визг тормозов, хлопанье автомобильных дверей, возбужденные голоса. Авария? Посмотрел на Пса — Пес на него. Явно оба подумали одно и то же: не вставать. Телефон. Сполз с дивана, взял трубку и подошел голый к окну в большой комнате. Пес его опередил. Яростно лаял у калитки. На дороге стоял красный автобус.]
— Мачек?
— Да.
— Чтоб тебя. Злюсций. Что я говорю. Злющий. Мы стоим перед домом. Собака лает. Сделай что-нибудь.
— Три минуты.
[Побежал в ванную. (Ромашку вытеснил лук.) Зубы, лицо, руки. Черная бандана. Зеленая футболка, шорты, сандалии. В последний момент черные очки. «Свой», — сказал у калитки Псу, тот немедленно перестал лаять, а хвост завилял в надлежащем жесте приветствия и радости.]
— Забыл? Елки!..
— Забыл.
— А вид такой, будто не забыл.
— Это почему?
— Бандана. Очки.
— Солнце. Глаза. Мало спал.
— Я пошутил. Выгружаемся. Ты завтракал?
— Нет.
— Холера. Мы привезли.
[Шестеро. Одна девушка. Камеры, экраны, софиты, коробки, ящики, сундучки, кабели. За автобусом прицеп. На нем агрегат.]
— Расставляйте. Мы приготовим завтрак. Черт, — сказал Злющий девушке.
[Группа расставляла. Пес был в восторге. В кухне шеф достал из серебряного сундучка несколько кругов колбасы, горчицу, хрен, кетчуп и пакет круглых булочек.]
— Блин. Давай кастрюлю. Мы любим вареную. Любишь?
— И Пес любит.
— Послушай, в магазине все говорили только об одном: старушка пошла. Что это значит?
— Попозже. Чай? Кофе? Пиво?
— В таком порядке. Бандану оставить. Очки сними. Долой очки. Отличные глаза. Мешки. Грим не нужен. Только немного пудры. Что такое семнашка?
— Угольная магистраль поделена на десятикилометровые участки. Я ездил на семнадцатый. На семнашку.
[В кухню вошла девушка с большой коробкой. Вытащила из коробки четырнадцать горлиц, связанных попарно желтым шнурком. Семь пар горлиц. На разных стадиях. «Как живые, если можно так сказать о мертвых горлицах. О чучелах», — подумал.]
Читать дальше