Юрий Буйда - Пятое царство

– Даже величайшие умы остаются пленниками своего времени… добывая свежую кровь или даже мужскую сперму, мы ходим по краю пропасти, и если что случится, никто нам не поможет, даже патриарх, как бы благосклонно ни относился он к нашей работе…

Он спустился с небес на землю, и, я, ухватившись за эту возможность, протянула ему письмо Атанасиуса Перната.

– Почитайте, батюшка, это должно вас заинтересовать…

Он нехотя взял письмо.

Хмыкнул.

Углубился в чтение.

Погрузился в задумчивость, не выпуская письма из рук.

– Возможно, – наконец промолвил он, – не так уж он и не прав, этот Пернат…

– Я сделала кое-какие расчеты, – сказала я. – Если мужскую сперму, обработанную соответствующим образом, поместить в uterus, когда голова Дракона окажется в зените рядом с Юпитером, а Луна находится в конъюнкции с Юпитером, то уже через пять дней – а не через сорок – на свет появится совершенный гомункул, и тогда только от нашей молитвы зависит, захочет Господь вдохнуть в него душу или нет…

Батюшка усмехнулся.

– Дело за малым – за совершенным сосудом, в котором вызреет гомункул. Тут Атанасиус прав: мы можем купить чрево проститутки или поденщицы, матери девяти детей, но не uterus невинной девушки благородных кровей. Даже в нашем просвещенном семнадцатом веке традиции и предубеждения сильнее магии…

Я молча смотрела на него, но значение моего взгляда дошло до него не сразу, а когда он наконец понял, что я хочу ему сказать, лицо его налилось кровью.

– Нет, нет и нет! – закричал он, ударяя кулаком по столу. – Ты слишком юна, чтобы понимать последствия этого шага… нет, ты просто не понимаешь, чем готовность к жертве чревата для тебя, твоего будущего… я не могу пожертвовать тобой!..

– Иеффай принес в жертву единственную дочь и одержал победу над аммонитянами…

– Через год или через два-три года ты выйдешь замуж, нарожаешь детей…

– Батюшка, о чем вы говорите? – Я старалась сохранять спокойствие. – За кого я выйду замуж? За дворянина, который запрет меня в доме и сожжет мои книги? За иностранца – католика или лютеранина? Моя жизнь мне давно не принадлежит, и я расцениваю это как счастливый дар судьбы…

– Атанасиус Пернат давно ищет путь к твоему сердцу…

– Он же лютеранин, батюшка! И, говорят, содомит. Тогда уж лучше за еврея…

– А Матвей Звонарев? – Батюшка вдруг воодушевился. – Он православный, соблюдает традиции и законы, но живет по своим правилам… я заметил, что ты ему понравилась… да и он тебе…

От неожиданности я рассмеялась.

– Батюшка, даже Матвей Звонарев ни за что не смирится с тем, что мы делаем!

– Нет, – повторил отец, хотя и не таким тоном, как прежде. – Даже в том случае, если б я согласился на твое предложение, никто не может гарантировать успеха. Я не могу пойти на такой риск. И хватит об этом.

– Вспомните, – сказала я, – опыты были удачными только в тех случаях, когда для вскармливания гомункулов мы использовали мою кровь. Но вам хотелось, чтобы рождение новых существ не зависело от меня, от вас, потому что через сто лет нас не станет, а опыты должны продолжаться. Ваше желание исполнилось – стали рождаться сплошь уроды…

Он покачал головой.

– Поздно уже, пора спать.

Я пожелала ему спокойной ночи и поднялась к себе.

Засыпая, думала о том, что сделали бы с батюшкой, узнай кто-нибудь в Москве о его занятиях Ars Magna, о том, что это он создал бестию, напавшую на царский дворец. В полудреме я увидела себя на эшафоте и узнала в палаче Матвея Звонарева, мощного, уверенного в себе мужчину, который срывает с меня одежду на виду у всех, и в темной глубине моего естества вдруг всклубилось золотое облако, окутавшее меня и мужчину жгучими искрами, которые причиняли мне боль и радость…

Матвей Звонарев,

тайный агент, записал в своих Commentarii ultima hominis:

Гуннар, старший сын Олафа, унаследовал от отца могучую стать, хладнокровие и отвагу, а от матери-польки – любовь к быстрой езде.

Ударили заморозки, подсушившие дороги, и Гуннар погнал коней по Ярославке во всю прыть, чтобы к закату попасть в Троицу.

В Галич я решил отправиться в повозке – после верховой поездки в Суздаль у меня все еще побаливали ноги и спина. Это в молодые годы я мог проскакать без устали сто верст, а на склоне лет, на сорок четвертом году жизни, пора почаще задумываться о своем здоровье.

Рядом со мной под кожаным пологом подпрыгивал на кожаных подушках дмитровский дворянин Истомин-Дитя, обладавший очень ценным качеством: он молчал, пока его не спрашивали.