Юрий Буйда - Пятое царство

Этот проповедник пишет, что «The Self-homicide is not so naturally Sin that it may never be otherwise»: самоубийство – не такой уж грех, чтобы его нельзя было осмыслить иным образом. И он осмысливает самоубийство иным образом – как акт самопожертвования, ссылаясь на авторитет Христа, который отдал душу за ближних своих. Христос сказал о своей жизни: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее», как свидетельствует евангелист Иоанн. То есть не крестные муки убили Христа, но Он покончил с собой «чудесным и сознательным излучением души», ушел во мрак, чтобы в мире воссиял свет спасения.

Это несомненная ересь, обсуждать которую невозможно и не нужно.

Да и что может быть доброго из Лондона?

Однако батюшка одержим богомерзкой мыслью о том, что человек имеет право свести счеты с жизнью, если его ресурс исчерпан.

Я уговаривала его не писать письма к патриарху с просьбой о выдаче тела бестии для научных исследований, понимая, что при одном взгляде на это создание – на эту злокозненную форму жизни – батюшке станет плохо. Но он меня не послушал.

Вечером мы спустились в лабораторию, и я освободила от рогожи тело бестии, лежавшее на большом столе. Несчастный зверь был нещадно изрублен шотландцами. Его выпученный помутневший глаз, казалось, укоризненно смотрел на нас.

Батюшка опустился в кресло с горьким протяжным вздохом.

– За последние двадцать лет я создал сотни живых существ, – проговорил он. – Иные умерли, другие мыкаются по жизни, проклиная тот день и час, когда появились на свет, но ни один из них и на полшага не приблизился к тому образу нового человека, человека безгрешного, чистого и прекрасного, сияющего в моем воображении, – образ из бессмертного «Асклепия», открывающегося словами, которые навсегда запечатлелись в моем сердце… великое чудо есть человек, достойный прославления и поклонения… бессмертен, он обретается между небом и землей, единственный среди существ на этом свете устремляется дальше, как оживляющий огонь, и землю он приручает своим трудом, и бросает вызов стихиям, и знается с демонами, и смешивается с духами, и все преобразует, и лепит божественные лики. Человек среди устойчивых вещей есть подвижнейший огонь, который их все сжигает и поглощает, который всё разрушает и заставляет восстанавливаться…

– Он не имеет облика, – подхватила я, – ибо обладает всеми, и не имеет формы, ибо все формы растворяет и во всех возрождается, и всеми обладает и делает своими…

– Защищая единство жизненного порыва, – продолжал батюшка, – являющегося формой и материей жизни, я добивался, чтобы познание совпало с поступком, чтобы наука стала действенной частью магии в деле чудесного созидания и преображения мира и человека, но жизнь из года в год указывала мне на зловещую связь между чудесами и чудовищами, а я – я отказывался верить своим глазам… – Он кивнул на мертвое чудовище. – Какие еще нужны доказательства краха? Что бы я ни делал, получаются уродливые выблядки, пустые, неодушевленные формы зла, и даже если некоторым из них удается прожить долго, они остаются такими, какими я их создал… человеческая сущность состоит не в уже данной ему природе, но в его становлении, в выборе себя… отсутствие облика, свойственного человеческой природе, позволяет человеку найти его в своем творении, и это его приговор вещам, след, который он оставляет в мире, творя в нем, перевоплощая, преобразуя его… и если исходить из этого, то я – творец пустоты, творец зла…

– Батюшка! – воскликнула я со слезами. – Опомнитесь!

Он покачал головой.

– Magus significat hominem sapientem cum virtute agendi…

– Да, конечно, я много раз слышала от вас, что маг – это мудрец, умеющий действовать, но…

– Но этого мало. – Он поднял на меня взгляд. – Если я говорю языками ангельскими и человеческими, а любви не имею, то я медь звенящая и кимвал звучащий. Я думал о таутомерном равновесии, но не о любви, не о душе. Любви – вот чего не было никогда в моих расчетах и формулах. Потому существа, которых я создал, легко поддаются злым чарам… – Он нахмурился, глядя на мертвую бестию. – Напасть на царский дворец! Покуситься на Бога! Ведь у меня и в мыслях ничего такого не было, когда я лелеял эту форму жизни… почему эти существа не берутся за уборку улиц, возделывание земли или торговлю рыбой? Неужели убивать людей легче и приятнее?

– Батюшка, но ведь еще никому, даже Парацельсу, не удавалось создать живое существо или оживить мертвого, а вам удавалось, и не раз. Одно это вызывает восхищение и ставит вас в ряд с величайшими умами…