Владимир Данихнов - Тварь размером с колесо обозрения

— Что же нам делать? — спросит Яна.

— Я вам дам номер специалиста именно по таким опухолям, — скажет Кащеев. — Он отличный хирург, работает в институте нейрохирургии Бурденко в Москве. Свяжитесь с ним.

Жизнь проходила в двух, а то и в трех параллельных потоках. В первом потоке мы с Яной барахтались в интернете: гуглили новые передовые способы лечения, пытались связаться с врачами по сети. Во втором потоке был онкоинститут: там все двигалось по заведенному порядку. Я снова попал в десятый кабинет поликлиники; все анализы были сданы, УЗИ шеи и внутренних органов сделаны, рентген легких проведен, метастазов не найдено; мне опять предложили операцию. Я сказал: но ведь Павел Викторович против. Мне сказали: против или нет, это не имеет значения. Сделать надо, и он обязан сделать. Но, конечно, это ваша жизнь и вам решать. Я сказал: можно немного подумать? В ответ мне вздохнули: конечно, можно. Я вышел из десятого кабинета. Мы с Яной спустились вниз. Давай снова поговорим со Светицким, сказала Яна. Было сыро, асфальт блестел, на поверхности серых луж застыла бензиновая радуга. Возле церквушки напротив отделения опухолей головы и шеи старушка отсчитывала поклоны, не переставая креститься. Яна сказала: давай подойдем. Мы подошли к церкви: Яна перекрестилась. Сказала мне: и ты перекрестись. Я сказал: да ладно тебе. Яна сказала: ну, пожалуйста. Я перекрестился. Пожалуйста, Господи, помоги, сказала Яна. Мы постояли немного возле церкви. Было тихо. Никто ничего не произносил, даже природа утихла. Яна сказала: пошли. Мы поднялись в кабинет к профессору. Светицкий старался на меня не смотреть. Притворялся, что возится с бумагами. Яна объяснила ситуацию: в десятом кабинете сказали, что операцию профессор все равно обязан сделать, потому что против только он, а все остальные врачи — за. Светицкий сначала усмехнулся. Сказал, что не доросли — указывать ему. Что-то еще. Мы с Яной сидели и смотрели в пол. Нам было все равно, кто дорос, а кто нет. Нам было не важно, какие там разногласия у профессора с другими врачами. Нас волновало другое.

— Мы хотели связаться с доктором из Обнинска, — сказала Яна, — насчет ФДТ.

— Насчет ФДТ? — переспросил Павел Викторович.

— Фотодинамическая терапия, — сказал я.

Светицкий задумчиво кивнул:

— Да, это довольно любопытно. Впрочем, не уверен, что будет достаточно, но попробовать можно. ФДТ — это как облучение, но очень мягкое. Как будто кисточкой по поверхности водят. Туда и обратно. — Он показал двумя пальцами, как водят кисточкой. — Вот так. Вы собираетесь в Обнинск?

Яна сказала:

— Да, мы хотим поехать в Москву, а заодно заглянем и в Обнинский онкологический центр.

Павел Викторович тут же достал листок бумаги и стал записывать телефон своего знакомого врача из Обнинска:

— Будете там, попробуйте проконсультироваться у него; скажете, что пришли от меня.

Яна спросила:

— А вот вы говорили про криодеструкцию. Может, все-таки попробовать ее?

Светицкий покачал головой:

— Слишком рискованно, слишком близко к мозгу, можно получить серьезные осложнения, тот же менингит.

Он подумал:

— Впрочем, есть у меня один знакомый мальчишка из онкоцентра Блохина в Москве… этому мальчишке уже под сорок, но вы же понимаете: для меня они все мальчишки. Так вот, он отличный специалист по криодеструкции; возможно, он рискнет вам помочь. Давайте я вам и его телефон дам.

Я вышел из кабинета Светицкого, а Яна осталась. Потом вышла и она. Я спросил: ну что? Яна старалась дышать ровно: ну, мы поговорили. Он сказал, что не хочет выйти из операционной, чтоб сообщить мне, что ты умер. Или что ты остался идиотом на всю оставшуюся жизнь. Сказал, что мы после всего, что случилось, ему как родные; и он не сможет так. Вот поэтому он не пойдет на операцию. Я спросил: а ты сказала ему, что я готов рискнуть? Что лучше рискнуть, чем жить в ожидании смерти? Яна сказала: да, я ему сказала. Я сказал: ясно. Яна сказала: ну что тебе ясно? Что за похоронный настрой? У нас еще множество разных вариантов. Что-нибудь придумаем.

Яна созвонилась с врачом, которого посоветовал Кащеев: нейрохирургом Спириным. Мы скинули ему снимки на мейл. Он написал, что еще следует сделать (переописать последнюю гистологию, сделать УЗИ, КТ легких с контрастом и так далее), прежде чем приехать к нему в институт Бурденко на консультацию. Мы сделали все необходимое. На КТ легких с контрастом меня записала тетя Жанна; сделали оперативно, результат был через пару часов: в легких чисто. Чтоб забрать новые стекла, пришлось писать заявление. Доктор, в кабинете которого я писал заявление, был очень добр и обходителен. Я не сдержался и спросил: скажите, вот вы прочли мой диагноз; есть у меня шанс победить рецидив или нет? Доктор произнес с каким-то даже воодушевлением: конечно! Вы не думайте! Конечно, есть! Может быть, он лгал; тем не менее это подарило мне надежду.