Просто следи за этим воспалением, сказал я.
Хорошо, сказала Яна.
В течение почти двух недель после Нового года Яна внимательно следила за розочкой из плоти. Осторожно тыкала ее пинцетом: розочка не срывалась, но болталась на своей тонкой мясной ножке. Мне кажется, я могу ее дернуть, говорила Яна, и оторвать. Надо только сильнее потянуть. Но я боюсь: вдруг пойдет кровь. Да и она вроде бы не растет больше. Так что это вряд ли опухоль, ты был прав.
Мы убеждали себя (и, наверное, убедили), что это не опухоль.
После новогодних праздников мы сразу же пошли на прием к профессору Светицкому. Павел Викторович встретил нас радушно, рассказал несколько своих обычных историй. Яна нервничала; как только профессор надел рефлектор и подсел ко мне, она подошла и объяснила, что ее смущает: новообразование в районе мозговой ямки. Павел Викторович заглянул мне в орбиту. Пинцетом аккуратно потрогал мясную розочку. Оглядел все остальные пустоты. Ты знаешь, сказал он, ничего плохого я не вижу; вот это образование может быть вызвано разными причинами. Ты же понимаешь, Володина слизистая серьезно пострадала во время операции, пришлось убрать решетчатую кость; но на опухоль это не похоже.
Мы с Яной вздохнули с облегчением. Тем не менее, вероятно, что-то беспокоило Павла Викторовича; он велел нам прийти на прием через две недели. Мы не обратили на это внимания; главное, что не опухоль. Нельзя, впрочем, сказать, что Яна совсем перестала волноваться: розочка продолжала ее беспокоить. Но тогда мы верили профессору безоговорочно; он просто не мог ошибиться. Две недели пролетели незаметно. Подошла пора делать плановое КТ в онкоинституте. Утром мы заглянули к Павлу Викторовичу: он вновь нас успокоил. Все в порядке, опухоль это не напоминает. Мы отправились в поликлинику: в десятом кабинете нам должны были дать направление на КТ. Врач в десятом кабинете, Мария Александровна, заглянула мне в орбиту глаза и сказала: а это что у нас? И приготовила пинцет. Я попытался сказать, что Павел Викторович уже все осмотрел и это не похоже на опухоль, но, пока я это говорил, Мария Александровна ловко оторвала кусок мясной розочки (честно сказать, она оторвала большую ее часть) и поместила в стеклянный пузырек. Сказала: я, конечно, не такой блестящий диагност, как Павел Викторович, но я вижу что-то лишнее и считаю, что надо это проверить. Результаты гистологии будут через неделю, тогда и КТ сделаешь.
Помню, мы с Яной были очень обижены и раздражены. Мы еще раз заглянули к Светицкому, чтоб он оценил нанесенный Марией Александровной ущерб. Профессор осмотрел полость, посоветовал использовать тампоны с левомеколем, чтоб залечить возникшую рану; но в целом все в порядке. Дома Яна самостоятельно осмотрела орбиту глаза: кровь остановилась, от розочки остался только один едва заметный прыщик. Яна сказала: может, теперь само рассосется.
Через неделю мы приехали в поликлинику за результатами гистологии. Помню, я почти не волновался: не верил, что у меня может быть рецидив. Возле десятого кабинета была большая очередь. Люди заходили, выходили, кто-то пытался пробиться без очереди: мне только спросить, я на минуточку, ну как это обычно бывает. Но в целом очередь двигалась быстро. Вышла медсестра; я спросил, когда вызовут меня. Мне только забрать результаты гистологии и направление на КТ. Медсестра спросила: фамилия? Я сказал: Данихнов. Она сказала: секунду. Через секунду вышла: подожди несколько минут. Я сказал: хорошо. Яна ждала меня в зале на сиденье; читала в телефоне чужие блоги. Я подошел к ней. Она подняла голову: ну что? Я сказал: через несколько минут позовут. Я подожду возле кабинета, а то пропущу свою очередь. Яна сказала: хорошо. И она, и я были спокойны. Мы не верили, что найдут что-то. Наверно, это была вера в хирургический талант Светицкого; и в его талант диагноста. Не могло быть ошибки. Кроме того, мне дали 40 грей лучей. А потом еще три курса химии: карбоплатин плюс паклитаксел. Я здоров — ну насколько это вообще возможно в моей ситуации, конечно. Иначе быть не может.
Я стоял у двери в десятый кабинет и ждал, когда меня вызовут. Может, именно в этот момент мне стало немного страшно. Я обернулся: Яна сидела в кресле. Она казалась безумно далекой. Как будто снова повторяется тот день, когда я узнал свой диагноз: чужой мир, одиночество. Как будто здесь нет никого, кроме меня. Хотелось прорвать стену одиночества. Хотелось бросить очередь, подойти к ней и сказать: ну их к черту. Пошли погуляем. Погода на улице не фонтан, но неужели мы не найдем, чем заняться? Однако я покорно ждал. Дверь открылась, выглянула медсестра. Посмотрела на меня: Данихнов? Я сказал: да. Она сказала: зайдите. Я зашел в кабинет. Мария Александровна сидела за компьютером, что-то набирала на клавиатуре. Помню, она не смотрела на меня совсем. Но как только я сделал пару шагов к ней, она сказала: к сожалению, это опухоль. Я замер. Она что-то еще говорила. Что, видимо, понадобится еще одна операция. Дала мне бумажку с результатами гистологии и направление на КТ.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу