Лесли Дэниелc - Уборка в доме Набокова

С зеркалом в руке, она стояла совсем рядом. Сквозь вонь лака для волос я чувствовала ее запах, теплый запах ее тельца. Я так и не потянулась к ней, но вскоре она уже сидела у меня на коленях. Весила она восемнадцать килограммов. Каждый из них я ощущала как драгоценность.

— Ты выглядишь как дура, — сказала она. А потом сурово заглянула мне в глаза. — И где ты была?

— Здесь, — ответила я. — Ждала, когда ты вернешься.

Это ее устроило, и она провозгласила:

— Давай печь печенье. Нормальное печенье, — уточнила она, дернув меня за один из семи хвостиков. — А потом мы его украсим.

Держась за руки, мы перебрались в кухню. Сейчас родится то, что она любит больше всего на свете, — свежесопряженные сахар и масло. На короткий миг мы с дочерью оказались рядом, ее розовая ладошка согревала мою. Я постаралась, чтобы это касание заполнило меня до краев.

В понедельник, усадив Дарси в школьный автобус, я позавтракала кривобокими печенинами и яичницей. А потом жизнь переменилась. Она переменилась, когда я убирала устроенный нами разгром — одинокая, объевшаяся печеньем. С переменами так всегда и бывает.

Я собирала сумочки, которые растеряла Дарси. В гараже обнаружилось три штуки. Это была никакая не перемена, она вечно раскидывает повсюду свои поноски. У нее пять мини-рюкзачков, одна поясная сумка, четыре сумочки через плечо, шесть ридикюлей, пять кошелечков, четыре косметички и еще четыре штуковины, которые не подпадают ни под какое определение. Что-нибудь одно всегда при ней, набитое под завязку. В каждой сумочке лежат как ее, так и мои вещи. Она перетаскала у меня всю помаду розовых оттенков. А мне оставила тусклую «гигиеническую» и ярко-красную.

Коллекция сумочек родилась из Дарсиной сугубо женской страсти собирать разрозненные изящные предметы и складывать их в то, что можно застегнуть или защелкнуть. Начала она, едва научившись ползать. Моя дочь готовится на роль femme fatale [5] Роковая женщина (фр). . Пока мы пекли печенье, она поинтересовалась, сколько раз положено выходить замуж, шесть? Вот и Грета Гарбо начинала так же. Малютка Гретхен ползала по полу и подбирала тут что-то блестящее, там что-то липкое, тут мягкое, как пух, там такое, что брать нельзя. Пристрастие к таким предметам, владычество над ними, над их разномастностью и есть первый шаг к тому, чтобы стать сиреной.

Шатаясь по комнатам и по двору в поисках потерянных сумочек, я размышляла, доводилось ли Владимиру Набокову делать уборку в этом доме. Я уже знала о нем кое-что, я прочла его автобиографию «Память, говори». Некоторые факты удалось разыскать в Интернете. Самая знаменитая его книга называлась «Лолита» — повествование о безудержном влечении взрослого мужчины к девочке-подростку. Набоков написал ее примерно тогда, когда жил в этом доме. Успех этой книги и позволил ему уехать с севера штата Нью-Йорк. По «Лолите» сняли фильм, и Набоковы навсегда распрощались со съемными домами — теперь они жили в отелях.

Кроме писательства, у Набокова было еще одно любимое занятие — научное и эстетическое пристрастие к бабочкам. Судя по всему, его не слишком заботили быт и домашний уют. Я гадала, нравилось ли ему жить в этом доме. Куда уж, если сравнивать с фамильным особняком в Санкт-Петербурге. Для него это, верно, было одно из временных пристанищ — дом, снятый у преподавателя-инженера, отбывшего в Париж в двухгодичный научный отпуск. Для меня это был лучший из когда-либо принадлежавших мне домов. Да он мне пока и не принадлежал, но каждый месяц я оплачивала из своих заработков в «Старом молочнике» еще парочку кирпичей.

Наверное, писателю все равно, где писать, он живет в мире своего воображения. Может быть, хозяйством заправляла его жена Вера, хотя она тоже была аристократкой (а помимо того — его музой и секретарем), но я никак не могла вообразить себе, как он орудует шваброй или возится в гараже. Возможно, Вере этот дом даже нравился: вид от кухонной раковины открывался неплохой. Набоков же, вероятно, куксился в этом домишке в Онкведо, сетовал на сквозняки и хмарь, доил свой мозг, пока Голливуд не спас его от этой докуки.

Одну из сумочек Дарси, синюю бисерную косметичку, я обнаружила на заднем дворе — она украшала собой столб ограды. Ворсистый черный ридикюльчик схоронился в темном колючем кусте — этих приземистых кустов имелся целый ряд. Я терпеть их не могла. Будь у меня топор и приди мне в голову мысль об Айрин, я бы все их изрубила в щепки.