Росен Босев - Дни, что нас сближают

— И ты такая же тварь!

Кина враз опустила руки.

— Тварь?

— А кто же? Раз бросила первого мужа и прибежала ко мне!

— Спас, замолчи!

Но его уже понесло. Он стал бросать в Кину всем, что попадется под руку. Бросил стакан, пепельницу, часы со стола. Бросал и ругался.

Потом схватил охотничье ружье. Кина смотрела и на его ярость отвечала лишь светлой и мягкой улыбкой. Она протянула руку и подняла ствол ружья вверх:

— Осторожней…

А глаза ее все так же улыбались. Спас, уже ничего не соображая, дико заорал и нажал на курок. Лампочка разлетелась вдребезги, и в комнату ворвалась ночь. Грохот выстрела отрезвил его. Он отшвырнул ружье. Но поздно — Кина уже выскочила в открытое окно.

Ее отвезли в больницу, а Спас очухался лишь утром. Тогда он и увидел царапины на портсигаре. Тогда же ему и сказали, что Кина жива, но детей у нее никогда больше не будет. Он не пошел на работу. Перед глазами у него все время стоял портсигар. Портсигар и улыбающееся лицо Кины. Только она могла так. Как бы ей ни было тяжело — она все равно улыбалась. Так было и в тот вечер, когда она пришла к нему. А он сдуру спросил:

— Чего надо?

— Ничего.

Хотя сам он и ненавидел тех, кто пробавляется чужими женами, но подумал: а почему бы ей, в самом деле, и не остаться у него?

Кина тогда все-таки плакала, хотя лицо ее и улыбалось.

— Со Станоем страшно. У него вся жизнь грязная и круглая, как старая монета. Обкрадывает вас в лавке, а потом всю ночь считает деньги… Бьет меня и заставляет улыбаться, когда я вам выдаю зарплату…

Спас молчал.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Останься!

Она встала в дверях:

— На одну ночь? Или на сколько?

— Навсегда.

И она стала его женой.

Потом, в больнице, Спас не знал, что ей и сказать. Но успокаивала его она. Как будто не она, а он болен.

— С желудком у тебя что-то. Обязательно завтракай. Купи себе шерстяные носки. Застудишь ноги, а у тебя от этого все болезни. Меньше ходи. Больше сиди дома. Работа у тебя тяжелая, так что больше отдыхай.

Спас смотрел на темное пятно на стене прямо над головой Кины. Оно очень напоминало букет цветов. Кине он никогда не покупал цветов, а когда купил, так и не сумел их принести. В больницу идти было еще рано, и он зашел в кафе. К нему подсели два шахтера, заказали мастику. Так и засиделись втроем допоздна. Когда вышли из кафе, на улицах уже горели фонари, моросил дождь. Как Спас ни торопился, но когда, запыхавшись, он примчался в больницу, вахтер лишь выразительно покрутил пальцем у виска: дескать, ты что, парень, спятил? Времени-то сколько! В следующее воскресенье он купил огромный, шикарный букет и отнес в больницу. Кина была потрясена. И, по обыкновению улыбаясь, сказала:

— Больше цветов не покупай. Эти простоят десять дней…

Спас вздрогнул. Впервые ему захотелось сказать ей что-то ласковое и нежное. Но она опередила его:

— И хватит делать глупости. Деньги будут тебе еще нужны, а ты их не умеешь ценить…

Как она обо всем узнала? Ведь врач только ему одному сказал, с глазу на глаз:

— Рак у нее. Ничего нельзя сделать. Жить ей осталось не больше десяти дней…

Сигарета уже догорела. Догорела дотла, превратилась в пепел до самого конца, а он даже не почувствовал ожога. Теперь уже и на средних пальцах не было ногтей, была лишь засохшая каша из крови и земли. А огонь не может сжечь землю, и кровь тоже не горит. Спас опять открыл бутылку и на сей раз не стал считать глотков. Пил, как будто он в кровати и Кина ему поднесла бутылку.

Удар! Он и не заметил, как быстро на этот раз прошло время от удара до удара. Земля уже вползла внутрь трубы, а он еще не отбросил назад ни горстки. Теперь труба потрескивала все чаще. Это уже не были тихие, замирающие скрипы, как вначале, а отчетливые, долгие стоны. Спас знал: над его железной кровлей нависла целая гора земли. Интересно, сколько нужно, чтобы труба прогнулась и сплющила его тело? Пальцы уже нащупывали мягкую землю, и чем дальше он продвигался вперед, тем больше земля походила на жидкое месиво. Спас перестал чувствовать свои руки. Они у меня как маленькие экскаваторы, роют и роют, думал он. Какие экскаваторы! Так роют норы мыши, когда ожидается приплод. Но мыши никогда не роют нор в мокрой земле. А здесь сплошная грязь. Ее легче стало копать, но труднее отгребать. Грязь липла к ногам, растекалась по трубе и обволакивала полуголое тело Спаса. И все же хорошо, что пошла грязь. Значит, до забоя осталось не больше метра. Метр… Если с каждым ударом вагонетки труба продвигается на пядь, нужны еще три удара. Три удара… Самое большее три… И руки, шесть здоровых пальцев, вновь вгрызлись в вязкую землю.