— Чавдар, не злись. Я никого не заставляю оставаться со мной.
— Ты сошел с рельсов! — крикнул Чавдар. — Это называется сойти с рельсов.
Бешенство ослепляло его, и он никак не мог перескочить через это слово. Оно преграждало путь всем мыслям и мешало найти другие слова.
Евгений встал, улыбнулся чуть снисходительно Чавдару и любезно — Эмилии, сказал, что отправляется спать, потому что в эти дни их ожидает много дел, и осторожно закрыл за собой дверь.
— Почему сошел с рельсов? — вскипела Эмилия. — Почему ты его оскорбляешь?
— Да, сошел с рельсов! — настаивал Чавдар. — Украл курицу и сошел с рельсов. До сих пор жизнь его катилась, словно по рельсам, но стоило ему чуть-чуть отклониться в сторону, как он тут же сошел с них. Я вижу, его решение кажется тебе очень привлекательным, но я должен тебе напомнить, что мы не имеем собственной тяги, наша сила — это то, что нам дает локомотив. Мы вагоны, и только. Я лично предпочитаю закованное в рельсы движение свободе лежащего под откосом вагона.
— Но тогда выходит, что мы…
— Именно так и выходит, — сухо засмеялся Чавдар. — Даже если бы у меня и были сомнения на этот счет, история с плотиной рассеяла бы их.
— Но если на каком-то участке сошел…
— С рельсов, — подсказал Чавдар.
— Один вагон, — продолжала Эмилия, — потом второй, не означает ли…
— Нет, нет. То, что ты имеешь в виду, — случай исключительный, и выводы тут ни при чем. Они нужны лишь в случае аварии…
— Опротивело мне это слово! — крикнула Эмилия. — Я им сыта по горло! Хватит!
В глазах ее была злость, и он понял, что она никогда не простит ему их несостоявшуюся любовь.
Он машинально потянулся к ней, она машинально его оттолкнула.
— Знаешь, о чем я думаю, — сказала она немного спустя. — Никак не выходит из головы бульдозерист, сын старика. Он восстал против всей деревни, против отца, против самого себя, чтобы спасти стену. Это не его дело, но он борется за нее. А мы пасуем…
Она помолчала немного и тихо добавила:
— Я остаюсь с Евгением.
— Эмилия, не глупи! Если вы останетесь, вас наверняка уволят. Сопоставят ваше своеволие с моим послушанием и уволят.
— Тебя это трогает?
— Нет. Я как-никак запрограммирован, и со мной ничего подобного произойти не может.
— А ты бы на месте того бульдозериста разрушил стену?
— Можешь не сомневаться, — медленно произнес Чавдар. И сразу же у него возникло ощущение, будто он сидит в кабине бульдозера. Ярость душила его. — Бульдозер — мое оружие. Он мне дан, чтобы расчищать все, что встает у меня на пути!.. Я и сам как бульдозер. Вешу двадцать тонн, впереди у меня стальной нож. И задача — рушить! И строить. Строить и рушить!.. Во мне — сотни лошадиных сил, мотор мой в исправности, и ничто не может меня остановить. Но вдруг я замираю перед грудой древних камней. Люди просят меня, потом начинают ненавидеть, все, даже мой отец… Нет, я очень нежный и чувствительный бульдозер, из тех, что обдумывают каждую мелочь. Я строитель, а уничтожаю стройку! Я крестьянин, а оставляю деревню без воды! Я вынуждаю руководителя идти против его собственных принципов ради спасения деревни, которую я собираюсь погубить. Заставляю ученого наплевать на всю свою этику. И, наконец, вынуждаю страдать трех человек лишь потому, что остановился перед какой-то прогнившей стеной…
Чавдар поднял кувшин с вином и выпил.
— Ты логичен, — сказала Эмилия. — На тебя можно рассчитывать, поэтому прошу, передай Станко, что я задержусь здесь дней на десять.
Она поднялась со стула и пошла в спальню.
Евгений беззаботно спал.
— Евгений! Евгений, миленький…
От этих слов Евгений Йорданов сразу проснулся и радостно открыл глаза.
— Евгений, я тоже остаюсь.
— И ты?
Он стоял в выглаженной пижаме посреди комнаты, и глаза его блестели.
— Евгений, — сказала Эмилия, — я влюблена.
— Правда? — удивился он и направился к ней.
— Евгений, миленький, я влюблена совсем иначе. И не в тебя. В бульдозериста, понимаешь? Я не знаю его, но представляю: он сильный такой, уверенный, один против всех!
Евгению стал немного грустно, что Эмилия влюблена не в него, но это наивное признание тронуло его, и он, подобно мудрецу, торжественно изрек:
— В этом мире бесчисленного множества переплетающихся истин мы все должны быть влюблены, потому что безумство любви — самая сто́ящая истина… А Чавдар знает, что ты остаешься?
— Я сказала ему.
— А он?
— У него другая логика жизни. Он возвращается.
Читать дальше