Росен Босев: Дни, что нас сближают

Все трое застыдились того азарта, с которым участвовали в чревоугодии, но больше всех — Евгений. И чтобы скрыть смущение, он сказал:

— А чего мы притворяемся, будто нам безразлично, хотя думаем об одном и том же? Чавдар кричит: «Грустные темы!..» На самом же деле для нас это не так уж и грустно. Вот для шефа — да, ему есть о чем грустить. Никак не ожидал от него подобного…

Евгений замолк. Он увидел, что Чавдар и Эмилия не слушают — они все еще находились под впечатлением ужина. Повторил про себя все, что им было сказано, и остался доволен. Потом осторожно продолжил, несмотря на пассивность слушателей:

— Отступился наш уважаемый, отступился… Сам отступился. Драган Лазаров не давил на него. Я вам расскажу, как это все было: товарищ Лазаров выслушал мнение местного начальства, настаивавшего на том, чтобы как можно скорее пустить плотину в строй, а затем вызвал другую сторону. И эта другая сторона — в данном случае наша, то есть шеф, — вдруг отступилась. А почему? Деньги, титулы? Никто не сможет у него их отнять. Не то время, чтобы можно было так просто отнять. Мы живем в очень мирное время, и мне непонятно, почему наш шеф так перетрусил.

Евгений прислушивался к собственному голосу, который ровно, спокойно задавал вопросы и отвечал на них.

— Мне даже жаль его. Он человек хороший, и ему наверняка неловко, что он отступился. Не от других — от него самого я слышал по крайней мере раз сто, что любой объект изначально представляет собой научную ценность и лишь тщательное его изучение может доказать обратное. Такова драма нашей жизни: мы тратим все силы, чтобы прийти к обессмысливанию своих стараний, упорно шагаем в одном направлении, пока не поймем, что направление это ошибочно. Может, жестоко, но таков закон науки, которую я себе выбрал, и этому закону не изменю.

Постепенно Евгений стал сознавать, куда может завести неожиданное откровенничанье, и сменил направление:

— Эмилия, позволь узнать, почему именно тебе сообщил шеф о протоколе?

В вопросе чувствовался прозрачный намек, и Эмилия резко ответила:

— Полагаю, ты не собираешься обвинить меня в связи с ним?

— Я ни в чем тебя не обвиняю. Просто мне непонятно, почему доверяют именно женщинам…

Евгений вспомнил историю с собственной супругой, но словесный поток, вновь прорвавшийся наружу, опять увлек его в опасное русло:

— И вообще это меня не касается. Меня задевает лишь то, что шеф пожертвовал наукой. Настоящий руководитель тот, кто по-настоящему способен брать на себя ответственность. А наш? Что он — устраивает торг с историей? А если так все время и будет идти на попятную? И всякий раз заставлять нас подписывать то, что ему необходимо для его делишек? Да мы так без истории можем остаться! Истории нужен прочный хребет… А он? Сегодня сдастся, завтра сдастся. Именно такие крохотные предательства обезличивают человека. Привыкнешь ходить сгорбившись, а однажды, когда попытаешься распрямиться, не сумеешь.

— Он не в своем уме, — шепнул Чавдар Эмилии.

Но Евгений уже опомнился. Слова перестали тащить его за собой, поток влился в спокойное теплое озеро, где пловец ощущает свое тело и свободно им управляет.

Совсем рядом показалась макушка гордо возвышающегося островка, и Евгений размеренными движениями поплыл к нему:

— Вышесказанное в полной мере относится и к нам. Мы ничем не отличаемся от шефа — с нашей готовностью зачеркнуть исторические ценности. Не хочу сказать, что мы упустим невесть что. Я почти убежден, что здесь нет ничего ценного. Но речь идет не о каких-то ценностях вон там, — Евгений указал рукой куда-то за окно, — а о ценностях вот тут! — И постучал себя по груди.

Он взглянул на своих слушателей и, увидев, что его жест показался им чересчур театральным, назло еще раз ударил себя по груди.

— Да, именно тут!

Совсем близко был его островок — уже повеяло ароматом экзотической зелени, он ощутил под ногами мелкий песок, ступил на землю и поразился ощущению счастья, когда находишься совсем один среди чудес природы. Евгений улыбнулся, сделал еще несколько шагов к вершине своих владений и оттуда крикнул:

— Я решил! Остаюсь здесь ровно на столько, сколько потребуется, чтобы исследовать древнюю стену. — Он осушил залпом свой стакан и сел.

Чавдар покосился на Эмилию — та смотрела на Евгения с восторгом, почти с обожанием — и резко сказал:

— Своровал курицу и сошел с рельсов. Деятель Возрождения!

Евгений улыбнулся, тепло и отрешенно, точно апостол, и мягко произнес: