Мартин Эмис - Беременная вдова

В общем, Кита это опечалило. К чести его (которая скоро ему понадобится), могу сказать, что Кита, как положено, терзали возникающие перед ним образы Адриано, заключенного в материнской утробе. Ровно пятнадцать лет спустя, в восемьдесят четвертом, когда он увидел на экране монитора, в кабинете педиатра, своего первого ребенка — тот, счастливый непоседа, крутился, словно тритон в мельничной запруде, дрожал с головы до ног от праздничного и, казалось, смешливого любопытства, — первая мысль Кита была об Адриано. Крошечный призрак с полным боли лицом. И этой боли предстояло окутывать его до конца жизни. Четыре фута десять дюймов. Пять футов шесть дюймов — этого было достаточно для полуобоснованной догадки относительно четырех футов десяти дюймов. А война была до того близко…

Итак, Кит понял, почему девушки плакали. Но теперь законы были переписаны и общие приличия более не соблюдались. Вопрос следовало задать по новой. Что дозволено героиням?

— Что ты такой мрачный? Ладно тебе; ты должен быть только рад оказать эту услугу.

У мрачных парочек в мрачную погоду так проходят целые дни. С промежутками, кружками кофе, молчаниями, краткими исчезновениями, чашками чая, зевками, пустотами… Киту с Лили предстояло вскоре отправиться в деревню как «представителям castello [48] Замок (ит.). » — Уна записала их на торжественный благотворительный базар в церкви Санта-Мария.

— Это меня не смущает, — сказал он. — Правда, в церковь идти придется. Но нет, я расстроен по поводу Мальчика с пальчик.

— Не называй его Мальчиком с пальчик.

— О'кей. Я расстроен по поводу Адриано. Ты ожидала, что его папа будет… маловат ростом?

— Я ожидала — ну, не знаю, чего-то ниже среднего. Коротышку. Вроде тебя. Не великана. Да еще этот брат-великан. Тут-то она и растаяла. Сам знаешь, какое у нее доброе сердце.

«Как сон», — сказал Уиттэкер. Все это походило на сон.

— Как ты думаешь, она согласится ? — спросил он.

— Ну, а что? Так можно двух зайцев убить. Для него это будет прекрасный стимул, а она перестанет беситься. Доберется на ощупь до этого дела.

Кит лежал на кровати — лежал на кровати с «Эммой». Лили раздевалась, чтобы принять душ, — операция не очень длинная. Нагнувшись к нему, она большими пальцами стащила с себя низ бикини. Все эти недели звезда-солнце подкрашивала Лили по своему вкусу: кожа коричневее, волосы светлее, зубы белее, глаза голубее. Она скинула шлепанцы и резко сказала:

— А кто ебет Фанни?

— Что? Никто ее не ебет. — Это возобновлялось обсуждение «Мэнсфилдского парка». Кит попытался сосредоточиться — сосредоточиться на мире, ему знакомом. С показным оживлением (говорить лучше, чем думать) он сказал: — Она героиня, Лили, а героиням это не дозволяется. И вообще — кому охота ебать Фанни?

— Герою. Эдмунду.

— Ну, разве что Эдмунду. Все-таки он на ней женится. Наверное, в конце концов дело у него дойдет до этого. Он же все-таки герой.

Лили, одетая в зеленый атласный халат, села у туалетного столика спиной к трельяжу. Взяв картонную пилочку для ногтей, она сказала:

— Значит, Фанни тебе не нравится.

— Нет. Мэри Кроуфорд — еще куда ни шло. Она, в придачу ко всему, сексуально озабочена.

— Откуда ты знаешь?

— По некоторым признакам. Мэри говорит об адмиралах; потом, эта ее шутка насчет «пороков» и «задних частей». И это — у Джейн Остин… Хотя «Мэнсфилдский парк» не похож на остальные. Там если плохой, то «мечта», если хороший — «пугало». Возрождение ценностей прошлого. В Джейн появляется антиочарование. Это очень запутанный роман.

— И ебли совсем нет.

— Нет, есть. В «Мэнсфилдском парке» ебля происходит два раза. Генри Кроуфорд ебет Марию Бертрам, а мистер Йейтс ебет ее сестру Джулию. Причем он — «достопочтенный».

— А их-то чем накачали?

— Хороший вопрос. Не знаю. Отсутствием родительской любви. Скукой.

— Шехерезада себя жалостью накачивает.

Это правда, подумал он. Затея с Адриано превратилась в своего рода социальную помощь или работу на благо общества.

— Секс как доброе деяние. Ага. Ты об этом Джейн Остин расскажи.

— Она представляет себе, как он рос вместе с Тибальтом. И как Тибальт потом его перегнал. Как Тибальт рос, раздувался, пока не стал огромным, нависающим над тобой божком. Она говорит, жаль…

Ее, кстати, было слышно в стоящей на пути ванной: краны, быстрые шаги.

— Если бы она сначала познакомилась с Тибальтом. Она могла бы ебаться с ним. А теперь не может. Придется ей вместо него ебаться с Мальчиком с пальчик. И, как ей кажется, способ должен найтись.