Сергей Носов - Дайте мне обезьяну

Кроме того, Рите поручили позвонить в Санкт-Петербург поэту Геннадию Анатольевичу Григорьеву и поторопить его с анаграммой Леонида Станиславовича Богатырева.

Рита звонила раз восемь, никто не снимал трубку. Наконец попала на автоответчик.

– Геннадий Анатольевич, – сообщил автоответчик, как водится, голосом своего хозяина (в данном случае заметно нетрезвым), – к сожалению, отсутствует. Он будет рад, если вы оставите информацию после звукового сигнала.

– Геннадий Анатольевич, – обратилась Рита к автоответчику, так и не дождавшись обещанного сигнала. – Вы собирались проанаграммировать Леонида Станиславовича Богатырева. Мы очень ждем вашу анаграмму. Сообщите, пожалуйста, если вы ее уже составили. Успеха вам. До свидания.

– До свидания, – сказал автоответчик и повесил трубку.

– У вас продается славянский шкаф? – спросил Тетюрин и, отступив на шаг, стукнул по плечу стоявшего у стены с таким расчетом, чтобы тот повернулся не в ту сторону.

– Тетюрин! – воскликнул Костя Негожин, извернувшись волчком (он читал «монолитовское» дацзыбао, на века приклеенное к стене речного вокзала).

Некоторое время они похлопывали друг друга по спинам: Тетюрин Негожина обеими, а Негожин Тетюрина только левой руки ладонью и пустой пластиковой полуторалитровой бутылкой, которую он держал зачем-то в правой.

– Политолог Самсонов, – сказал Тетюрин, когда объятие завершилось, – ты разоблачен, злобный враг. Лишь один ты мог написать «опустив очи долу»!

– Молодец, – посерьезнел Костя Негожин. – Я о тебе тоже все знаю, ты живешь в гостинице «Звездная».

– Вот как? – все еще улыбался Тетюрин.

– И пиаришь у Косолапова, – добавил Негожин (а это уже не шутки).

– Так. Интересно.

– Разведка не спит. Пойдем?

Они поднимались по Новофедоровскому переулку, шли в сторону городского парка.

– Косолапова нет в городе, – обязан был сказать Тетюрин.

– Не смеши.

– А по-твоему, есть?

– Есть и живет в несоевской резиденции. Строчит книгу «Разноцветный пиар». У него договор с издательством «Брэк». В декабре обязан сдать текст. Двенадцать авторских листов. Это немного.

Ошеломленный Тетюрин остановился.

– Источники не выдаем. Я даже знаю, что у твоего Косолапова проблемы с печенью. А гемоглобин у него девяносто четыре. Ты знаешь свой гемоглобин?

Тетюрин, конечно, не знал ни свой, ни тем более Косолапова.

– У тебя-то в норме, – оценив Тетюрина взглядом, сказал Негожин.

Направлялся Константин, как выяснилось, за лечебной водой, потому и взял пустую бутылку. Воду из источника выдают утром и вечером, таков порядок. Через двадцать минут павильон закроется, не будет воды до утра. Они ускорили шаг.

– На кого ж ты работаешь? – спросил осторожно Тетюрин.

– Лучше спроси, против кого. Против всех.

– Вообще всех?

– Всех. Мы за то, чтобы выборы не состоялись.

Павильон располагался за аттракционами – в южной стороне парка. Будучи филиалом санатория «Притоки», он представлял собой помпезно-величественное сооружение, воздвигнутое еще при позапрошлом режиме. К павильону вела центральная аллея, по которой бегала стая бездомных собак и грузный человек в черном трико, собиратель бутылок, ехал на велосипеде.

– Это что же за сила такая?

– Да вот есть такая. Представь.

– Рука Москвы?

– Ну, знаешь, Москва многорука. Как бог Шива, дружок. Ты сам-то чья рука?

– Откуда я знаю, чья я рука.

– Рука, а не знаешь.

Последние посетители покидали павильон – старичок и старушка; старушка держала бидон. Другая старушка стояла у входа, продавала кабачки и самодельные шлепанцы. Стены павильона были заклеены листовками.

– Ты вот чья-то рука, а там другая рука и тоже чья-то, а там третья чья-то рука, а может, вы, руки, руки золотые, все одному организму принадлежите… А я не рука, нет, я, мы… мы – седалище. Свинцовое такое, тяжелое… На разработочки – ых!.. на ваши – и нет выборов! Правильно я говорю? – спросил Негожин женщину, поставленную у крана на раздачу воды.

– Вы пейте, пейте, ребята. Четыре стакана в день, натощак, все как рукой снимет.

– Что же это за организм, который дело рук своих сам же и давит, да еще задницей? Тут Шивой не пахнет.

– Тридцать два градуса, – наливая Негожину воду из крана, сказала женщина. – Теплая. Самое то.

– А почему ржавая такая? – поинтересовался Тетюрин.

– Железо и соль, – кротко ответила наливальщица.

– Вот, смотри! – обрадовался Негожин: на мраморной плите лежала кипа бесплатных газет. – Мое! – он взял верхнюю.