Владимир Кунин - Трое на шоссе

Потом, уже очухавшийся, Серега сидел на траве, в тени своей «шкоды», прихлебывал горячий чай из кружки и удивленно говорил:

— Ну надо же! Представляешь, под лопатку как саданет! И левая рука с баранки сама... — И Серега показал, как упала сама рука. — И дышать нечем... И все плывет, плывет...

— Не болтай, — строго сказала Лена. — Пей чай.

Она взяла его за левую кисть, проверила пульс.

Карцев, с термосом в руках, мрачно смотрел на Серегу.

— Гораздо лучше, — сказала Лена. — Хорошо, что у тебя хоть лекарства оказались...

Серега трусовато глянул на Карцева. Карцев демонстративно отвел глаза в сторону.

— Темнило несчастный, — зло пробормотал он.

— Подлей немножко, — виновато попросил Серега.

Карцев наклонился и долил ему в кружку чаю.

— Сейчас я принесу сахар, — сказала Лена и пошла к машине.

Серега убедился, что Лена не слышит, и свойски хихикнул:

— Может, я перетрудился малость, а?

— Закатать бы тебе между глаз, дурак старый, — тихо сказал ему Карцев. — О Боге думать надо, а он все туда же... Профурсетка чертова!..

И снова дорога. Но теперь уже Лена сидит в кабине Сереги.

— Слушай, — сказала Лена. — А почему ты всегда впереди едешь, а Витя сзади?

— Ну, правило такое... — нехотя сказал Серега.

— Какое?

— Ну, такое правило.

— Хорошо объяснил! — рассмеялась Лена. — Я лучше потом у Вити спрошу.

— Я и сам могу объяснить, — поежился Серега. — Просто более слабого водителя всегда пускают впереди. Чтобы если что с ним случится, то можно было бы помочь...

— А ты более слабый?

Серега обреченно вздохнул:

— Конечно, Витька сильнее... Но это же Витька! Таких на трассе, может, и нет больше. А остальных-то я имел в виду в белых тапочках!.. — похвастал он неуверенно.

Лена спрятала улыбку, сказала:

— Ты мне руку протянуть можешь? Ни во что не вляпаемся?

— Типун тебе на язык, Ленок. — Серега протянул Лене руку и трижды сплюнул через левое плечо.

Лена стала считать пульс. Серега посмотрел в зеркало на Карцева. Тот шел за ними метрах в пятидесяти.

— Совсем хорошо, — сказала Лена. — До ста лет жить будешь!

— Вот это я понимаю! — заржал Серега. — Ты мне только, как доктор, справку выдай: дескать, Пушкареву Сергею Ивановичу положено жить сто лет. Ежели за мной раньше придут, я им справку в морду. Читайте и не трогайте!

— Сережа, за что Витя так Лизу не любит? Жену Толика...

— Где именье, где вода, где Ромео, а где Джульетта... — покачал головой Серега. — Она у него, считай, Толика отняла. Теперь Катьку забирает... А он в Катьке души не чает. Теперь у него только ты да Катька. Ну, может, я еще немного...

— Это он тебе сам говорил?

— Он скажет!

— Да, пожалуй, ты прав... Он человек сильный.

Серега посмотрел в сторону.

— Была бы у меня семья — я тоже был бы сильным.

— И я, — сказала Лена.

— Ты и так человек крепкий. Столько ждать у моря погоды!

— Я его очень люблю.

Серега деликатно промолчал.

— Знаешь, — сказала Лена, — я без него просто не могу жить.

Серега вздохнул и с уважением помотал головой.

В пригородном львовском ресторане стоял страшный шум. Двумя динамиками (каждый величиной с платяной шкаф) оркестр изрыгал в низкий потолок чудовищной силы звуки; залихватски вскрикивали пляшущие; знакомые перекрикивались через столики; громко объяснялись друг другу в любви и уважении подвыпившие граждане; били с грохотом каблуки танцующих...

Около оркестра расфуфыренный Серега самозабвенно плясал с красоткой в умопомрачительном парике.

А у самого выхода, за нелепой квадратной колонной, стоял небольшой столик на троих. И сидели за ним Лена и Карцев. Третий стул был Серегин.

Лена неотрывно смотрела Карцеву в лицо, а тот, мягкий, расслабленный, любящий, негромко и застенчиво говорил:

— Я даже мебель в дедовой избе помню... Стол — большой, один на всех. И для будней, и для праздников, и для покойников. Сундуки... Поставец для посуды... А сверху иконка такая темная. И лампада... Кровати были высокие, могучие — для деда с бабкой. И вообще для старших... А мы, мелюзга, где попало... А летом — на сеновале. Я потом нигде не видел такой ясности, как в обычном крестьянском доме своего деда... И отношений потом таких не встречал. Все всё про тебя понимали: чем ты крепок, а чем и... И невозможно было спрятаться за какие-нибудь там фокусы или слова красивые... А потом все садились за один длинный стол. И была в этом какая-то удивительная красота!..