Цви Прейгерзон - Бремя имени

— Выпьем! — предлагает глава семьи и наливает женщинам водки. Старики пьют, Мира тоже пригубила, но она по-прежнему замкнута и молчалива. Она зябко кутается в теплую голубую накидку, подбитую мехом, шея повязана шерстяным шарфом. Прищурившись, она глядит куда-то перед собой…

Лурье наливает по второй. О, как ему хочется сломать эту тишину, поднять дух родных! Но они молчат, и каждый думает о том же. Только непоседа-Ниночка вертится на стуле и успела пролить на себя бульон. Мира кричит на нее. Лурье поднимается и идет в спальню, ему хочется побыть одному. Здесь он беззвучно плачет, оставшись один на один с этим раскинувшимся за окном белоснежным великолепием. Но жена снова зовет его, обед не кончен: она подает второе, фрукты, а потом…

Он покорно выходит, послушно жует мясо, пьет водку…

В комнату вошла Наталья Гавриловна — попрощаться и утешить.

— Не отчаивайтесь, — мягко сказала она, — Бог даст, все образуется!

— Мы не отчаиваемся, но нам плохо! — тихо произнесла Бася.

— Ведь кончится когда-нибудь эта проклятая оккупация! Есть еще Бог на свете, вы вернетесь, я буду ждать вас!

— Оттуда, куда мы идем, не возвращаются! — сказала Мира.

— Не гневи Бога, дочка! — испугалась Наталья Гавриловна. — Не радуй дьявола!.. Только вы… пожалуйста, прошу вас, оставьте мне ребенка!

— Как?! — уставились они на нее.

— Да! Пожалуйста, оставьте мне Ниночку, не бойтесь за нее, мы вместе будем вас ждать!

Ниночка в это время беззаботно вертелась на стуле, продолжая пребывать в мире детских грез.

— Ну, вот и все! — произнес Лурье, поглядев на свои мозеровские часы.

Нина грызла яблоко, оставалось несколько минут, и Григорий Моисеевич закурил папиросу.

Вдруг Мира порывисто воскликнула:

— Хорошо, Наталья Гавриловна, Ниночка останется с вами!

И она с такой силой обняла и прижала к себе ребенка, как если бы его отбирали у нее силой. Малышка, словно в предчувствии беды, громко заплакала.

Лурье подошел к Наталье прощаться. Она сидела за столом, перед ней лежало яблоко, большое, наливное, — последнее, чем угостила ее Бася. Наталья три раза, по русскому обычаю, поцеловалась с Григорием Моисеевичем.

— Держитесь! Не поминайте лихом!

Они надели пальто, каждый взял по чемодану и рюкзаку.

— Постойте-ка! — взволнованно воскликнул Лурье. Он быстрыми шагами прошел в спальню и вернулся с медальоном. Надев его на шею девочке, он сказал: — Наталья Гавриловна, мы оставляем вам Ниночку. Пусть этот медальон всегда будет с ней: я верю, что он сбережет ее. Эта очень древняя вещь досталась мне от моих предков…

Все заплакали, заплакала и сдержанная Бася. Она в последний раз окинула взглядом свою квартиру — как все разом потемнело в ней!.. Они вышли во двор и зашагали по снежной дороге. Было слышно, как громко плачет девочка, а женщина успокаивает ее. Внезапно Мира остановилась и, бросив на снег вещи, вбежала в дом. Плач прекратился. Мира вышла из дому, в глазах ее застыл ужас. Она подхватила вещи, и они снова зашагали, эти трое, — вышли со двора, закрыли за собой ворота и побрели по улице, по той самой улице Коцюбинского, где так долго-долго жили… А по ней уже шли евреи, плелись, навьюченные каждый своим скарбом. Над ними зависло угрюмое, в темных тучах, небо. И человек остался один перед лицом этого грозного пространства, наедине со своей мукой и скорбной душой…

Между тем Наталья Гавриловна нашла ребенку безопасное место в своей комнате, загородив его ширмой.

— Теперь ты будешь здесь прятаться, — терпеливо внушала ей женщина. — Ты должна сидеть тихо-тихо, слышишь, дочка, иначе злые дяди уведут тебя.

— Когда мама придет? — спросила Ниночка.

— Не скоро, дочка.

— Ее в мешок посадили? — боязливо шепотом спросила Ниночка.

— Да, в мешок! — голос Натальи сорвался, она заговорила быстро: — Злые дяди схватили маму Миру, сунули ее в мешок и бросили в море… Море волнуется, высоко поднимаются волны, скоро они накроют маму Миру и утопят в пучине… Изыди, сатана!.. Сгинь, злой дух, ты, который творит черные дела в мире!.. Но все видит Иисус Христос, да пошлет нам Спаситель светлого ангела!..

Девочка слушала страшную сказку, глядя на женщину широко раскрытыми глазами. В это время в дверь сильно постучали.

— Чу, молчок! — умоляюще прошептала женщина. — Пойду погляжу, кого к нам принесло.

И снова стук в дверь и громкая непонятная речь.

— Хочешь, я под кровать залезу? — спросила девочка.

— Давай! — ответила ей шепотом Наталья.