Нагиб Махфуз - Шахразада. Рассказы

— И я тоже рада. Но мне бы хотелось, чтобы ты не был одинок.

— Но ведь ты тоже одинока…

— Я имею в виду, что хорошо, если бы у тебя были жена и дети, — с любовью пояснила она.

— Такова судьба — это мой удел, — произнес я с сожалением.

Мы замолчали, чтобы перевести дух. Я допил то, что осталось в бутылке, и меня прошиб пот. Какая большая разница между мечтой и реальностью! Мне представлялось, что я без труда направлю разговор в нужное русло, что я брошусь к ней, переполненный чувствами, копившимися целую жизнь, что я, что я…

А сейчас это похоже на какой-то светский прием, подавляющий серьезностью и благовоспитанностью, где хозяйка строгих правил не позволит высечь даже искру искреннего чувства. Да еще эти уставившиеся на нас фотографии, что участвуют в разговоре, повергая нас в тоску и остужая безрассудные порывы.

Интересно, о чем же она думает? Неужели ей не пришла на память хотя бы одна пленительная картина счастливого прошлого?! Неужели она столь же прекрасно владеет своими чувствами, сколь и поведением? Я страстно жду хотя бы одного взгляда, таящего воспоминание, нежность или заметное смущение, хотя бы тень многозначительной улыбки… Но я не вижу ничего, кроме спокойных глаз, какими смотрит родственница на близкого человека, встреченного на закате жизни. Неужели кончилась Малика, и ее источник иссяк?.. Но, во всяком случае, я покину эту квартиру с пустым колчаном только в случае поражения, и никогда не позволю трусости заставить меня раскаиваться всю оставшуюся жизнь. Наконец, собравшись с духом, я бросился в воду:

— Тебя не будет слишком стеснять, если мы скрасим наше одиночество, встречаясь время от времени?

— Заходи, буду рада, — спокойно ответила она, а потом, явно колеблясь, начала: — Но однако…

Я понял, что пришло ей в голову, и остановил:

— Мы же родственники, да и потом наш возраст не позволит дурно говорить о нас.

Она промолчала. Тогда я воскликнул в отчаянии:

— Значит, ты не согласна?!

— Этого я не говорила, — тотчас возразила она.

— Может быть, ты хочешь как-то регламентировать эти встречи?

— Да, об этом нам следовало бы подумать.

— Я прошу тебя говорить откровенно.

— Думай я иначе, так бы и сказала.

Тогда я с жаром заговорил:

— Мне очень нужны эти встречи: одиночество невыносимо, а у меня нет никого, кроме тебя, — ты же знаешь! И я часто думал об этом…

Слегка покраснев, она улыбнулась и прошептала:

— Я ведь тоже кое-что понимаю в жизни.

Я продолжал со все возрастающей смелостью:

— Так значит, нам обоим это нужно!

Она засмеялась, но все-таки промолчала. Я почувствовал, что мы словно бы переместились из одной эпохи в другую, и заключил:

— Одиночество горько, жизнь — тоже, и мне хочется чего-нибудь нового. Ты вот обзавелась новой мебелью…

— Моя квартира полностью обставлена заново. Покойный оставил мне приличную сумму. Вахид подарил мне спальню, Бекр — гостиную, а сама я купила столовую.

— А как ты справляешься с дороговизной?

— От пенсии мало проку, но Вахид и Бекр посылают мне все необходимое. Ну а ты-то сам что делаешь?

— Моя рука вечно лежит на сердце, отставниками никто не интересуется… Но я думаю начать новую жизнь.

— На пенсии?

— Чувствую я себя отлично, хорошо знаю английский и имею опыт в административных делах, так что хочу попытать счастья в какой-нибудь частной компании…

— Там платят большое жалованье.

— Но мои надежды еще больше…

— Что ж, отличная мысль.

— Хорошо, что ты ее поддерживаешь.

Мы снова замолчали, и я решил, что пора уходить:

— Мне пора возвращаться…

Она из вежливости попросила остаться еще, однако я встал и протянул ей руку, прощаясь…

Я шел тихим вечером, желая, чтобы хоть одно дуновение освежило неподвижный воздух. Если моя мечта и не осуществилась, то ведь она и не погибла.

В кафе «Ан-Наджах» я пришел с обновленной душой. Когда Хамада ат-Тартуши увидел меня, его лицо расплылось в улыбке:

— К тебе вернулась юность — никогда не видел тебя таким, как сегодня.

Я рассказал ему о сегодняшней встрече, находя в этом новый источник счастья. Выслушав меня, он заключил:

— Я настроен оптимистично, а ты?

Немного подумав, я сказал:

— Пятьдесят на пятьдесят…

— Да нет, побольше.

— Пожалуй.

— Она ведь могла сделать так, чтобы этот визит оказался первым и последним…

— Конечно!

— Не думаю, чтобы она не поняла твоих намерений.

— Хотелось бы верить…

— Послушай меня, я лучше знаю женщин. Но подумай, действительно ли она еще годится в жены?