Александр Пелевин - Калинова яма

Захар расхохотался. Даже самому Гельмуту стало смешно от этих воспоминаний.

— Бабка вам потом всыпала по первое число, наверное?

— Конечно. Но будку пришлось вернуть.

— Расскажи еще что-нибудь! — Захар явно взбодрился, глаза его блестели.

— Что бы еще рассказать такого… — Гельмут почесал в затылке. — Вот еще однажды, когда я уже переехал в Петроград.

— А где это?

— Где Петроград? — удивился Гельмут.

— Ну да. Название чудное.

— Ну, это город такой на севере. Сейчас Ленинградом называется.

— Ленинград. — задумался Захар. — Ладно, давай историю.

— Так вот, когда родители перевезли меня в Петроград, я очень долго не мог привыкнуть к этому городу, ни с кем не общался, не знакомился. И у меня появился единственный друг. Ну, как друг — хороший приятель. Звали его Василием. И однажды мы гуляли по Коломне.

— Ветер странный какой-то, — перебил его вдруг Захар.

— Ветер?

— Да, шумит уж больно, а не чувствуется. Слышишь?

Гельмут прислушался. Действительно, в воздухе что-то неразборчиво шумело, точно ветер, но он не казался таким сильным. Шелестела листва, и вдали будто бы затарахтели трактора на поле.

— Странный шум, — сказал Гельмут.

Они остановились.

Непонятный шум усиливался, он доносился откуда-то сзади.

Они обернулись.

Шум становился громче и ближе, и будто бы еще сильнее шумел ветер, и еще отчаяннее шелестела листва, и тракторов на поле будто бы стало больше, и звук вдруг стал напоминать жужжание тысячи шмелей.

Что-то зачернело на горизонте, прямо над кромкой леса — будто бы туча, а на самом деле и не туча. Она становилась больше, чернее и отчетливее, выползала из-за леса, расползалась на маленькие темные пятна одинаковой формы, и жужжание тысячи шмелей вместе с гудением ветра и шумом тракторов слилось в один рев, и он был все громче и громче.

Самолеты.

Много самолетов. Десятки, сотни. На все небо.

С земли казалось, будто они летят медленно и торжественно.

Когда они заполнили половину неба, Гельмут смог разглядеть темно-серые крылья с черными крестами.

Оба смотрели вверх, запрокинув головы и раскрыв губы в удивлении.

Рев моторов стал совсем оглушающим, пригибалась трава, шевелились волосы на голове.

Первые самолеты пересекли небо, а из-за горизонта выплывали все новые и новые черные пятна, которые затем становились отчетливыми фигурками с крыльями и хвостами, а затем пролетали сияющим брюхом над дорогой.

— Ой, — сказал Захар.

Гельмут молчал.

— Ой, — повторил Захар. — Это…

— Да, — глухо ответил Гельмут.

Со стороны деревни раздался оглушительный грохот. И еще один. И снова.

Захар в ужасе обернулся назад.

Там, где еще несколько минут назад виднелись домики, поднимались клубы черного дыма.

Захар тяжело дышал с открытым ртом, в глазах его застыл ужас.

— Они бросают бомбы! — закричал он в панике. — Это что, война? Это война? Скажи!

Гельмут молчал.

— Побежали в деревню, — он взял Захара за руку и быстро пошел по дороге, ведя его за собой. — Надо найти твоих родственников. Они могут быть живы.

ВЫПИСКА

из протокола допроса подозреваемого в шпионаже Гельмута Лаубе

от 13 августа 1941 года

ВОПРОС. Перед тем, как мы отправим вас спать, хотелось бы прояснить еще один нюанс. Наверное, даже самый важный. Вы же знаете, что такое радиоигра? Конечно, знаете.

ОТВЕТ. Знаю.

ВОПРОС. Передатчик и шифр изъяты и хранятся у нас. Но в скором времени они нам очень сильно понадобятся.

ОТВЕТ. Я понимаю, к чему вы клоните.

ВОПРОС. Совершенно верно. Я говорю это не просто так: я предлагаю вам, как говорят капиталисты, сделку.

ОТВЕТ. Сделку?

ВОПРОС. Да. Можете назвать это перевербовкой. Вы помогаете нам, а мы помогаем вам. Вы же хотите жить? Только не надо сейчас вот этого «я не боюсь умереть», вот этого вашего пафоса. По глазам вижу, что хотите. Все хотят жить.

ОТВЕТ. Да, я хочу жить.

ВОПРОС. А с этим у вас в ближайшем будущем могут быть проблемы.

ОТВЕТ. Я заметил.

ВОПРОС. Если вас не расстреляют, вас отправят в лагерь. А вы знаете, что сделают с вами другие заключенные, узнав, что вы немецкий шпион? И я не могу сказать, что осудил бы за такой поступок.

ОТВЕТ. Догадываюсь.

ВОПРОС. У нас, конечно, стараются следить за порядком, и того, кто всадит вам нож в печень, обязательно накажут, а может быть, и нет, но вам это уже будет без разницы. Поэтому мы предлагаем договориться. Вы помогаете нам в оперативной работе, ведете радиоигру, дезинформируете свое начальство, вдобавок к этому рассказываете нам все, что знаете, а мы, в свою очередь, отправим вас в лагерь. Не за шпионаж. За убийство.