Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

И снова Ню Айго не мог с ним согласиться. Ему казалось, что с чем-то можно примириться, только если ты смотришь на это изнутри, но никак не со стороны. Оставив слова хозяина без ответа, Ню Айго, обращаясь к Ню Айцзяну и Ню Айсян, вдруг ни к селу ни к городу ляпнул: «Мама на самом деле не дурочка, она поступила правильно».

Эта его фраза повергла в ступор всех: и Ню Айцзяна, и Ню Айсян, и даже хозяина закусочной.

К вечеру того дня Цао Цинъэ пришла в сознание. Очнувшись, она огляделась по сторонам и попыталась что-то сказать. Однако она смогла лишь открыть рот, говорить у нее не получалось. Она сделала еще одну попытку заговорить, но ничего не вышло, и только тогда она вспомнила, что лишилась речи. Ню Айцзян, Ню Айго, Ню Айсян и Ню Айхэ обступили ее койку. Цао Цинъэ продолжала лежать с открытым ртом, но никто из ее детей не мог догадаться, что же она хотела сказать. Цао Цинъэ разволновалась и раскраснелась, потом нарисовала в воздухе квадрат, а потом еще что-то внутри него. Но ее по-прежнему никто не понимал. Тогда Ню Айсян сообразила найти лист бумаги и ручку; Цао Цинъэ тут же закивала. Ню Айсян подложила под бумагу журнал, и Цао Цинъэ трясущимися руками вывела два слова: «заберите домой». Все беспомощно уставились друг на друга. Как можно было забрать ее домой в таком состоянии? Дома ее ждала только смерть. Все решили, что она просто бредит, Ню Айго попытался ее успокоить:

— Мама, ничего страшного. Врач сказал, что тебя вылечат.

Цао Цинъэ замотала головой, давая понять, что ее не так поняли. Тогда Ню Айцзян спросил ее:

— Ты переживаешь за деньги? Так нас у тебя четверо.

Цао Цинъэ снова замотала головой. Тогда заговорила Ню Айсян:

— Может, ты беспокоишься о нас? Так мы установим дежурство, и никто не устанет.

Цао Цинъэ снова замотала головой. Тут Ню Айхэ взял и ляпнул:

— Когда ты была здорова, мы во всем тебя слушались. Но сейчас по-твоему уже не будет.

Поняв, что ничего объяснить у нее не получится, Цао Цинъэ отвернулась к стене и замолчала, после чего снова отключилась. На ночное дежурство с матерью остался Ню Айго. Цао Цинъэ в сознание так и не приходила. Ню Айго, который провел в дороге три дня, добираясь из Цанчжоу в Циньюань, утомился, а потому прикорнул рядом с Цао Цинъэ. Ему пригрезилось, что он вовсе не в больничной палате и что мать его не больна. Он перенесся на десять с лишним лет назад в то самое время, когда служил в армии. Тогда ему было лет девятнадцать, и мир вокруг не казался таким уж сложным. На лице его играл румянец и не было ни намека на морщины. По утрам в армии все вскакивали по военному сигналу и начинали собираться по ротам. Сначала собирались по ротам, потом по батальонам, потом по полкам, потом по дивизиям, пока не формировался цельный военный корпус. В одном таком корпусе насчитывалось несколько десятков тысяч солдат, и в таком составе они собирались на безлюдных просторах пустыни Гоби, где в определенном порядке выстраивали квадратную матрицу. Солдаты в полном снаряжении, подняв вверх штыки самозарядных винтовок, под счет «раз-два, раз-два» стройными рядами размеренно чеканили шаг и складно продвигались вперед. В их войске не было видно ни начала, ни конца. Куда ни поверни голову: впереди, позади, слева и справа виднелись лишь стройные шеренги солдат. Тут, заиграв на кончиках штыков, взошло солнце, и солнечные лучи, отражаясь от металла, тоже образовали четкую сетку. Пыль, поднимаемая огромным войском, заслонила половину неба. Ню Айго не понимал, перед кем именно проходил этот грандиозный парад, тем не менее у него возникло ощущение, что остановить такую массу людей, в чьих жилах бурлила молодость и которые плечом к плечу шагали вперед со своими винтовками, вряд ли кому-нибудь под силу. Рядом с Ню Айго шагал его боевой товарищ Ду Цинхай. Ню Айго еще удивился: как это они, проходя службу в разных ротах, вдруг оказались рядом? Ню Айго улыбнулся Ду Цинхаю, тот улыбнулся ему в ответ. Вдруг Ду Цинхай вскинул свой штык и вонзил его прямо в руку Ню Айго, Ню Айго вскрикнул и тут же проснулся. Очнувшись ото сна, он увидел, что находится в больничной палате. Невольно им овладело тяжелое осознание того, что он постарел всего за какие-то десять с лишним лет. Причем постарел не физически, а душой. Свет в палате стал каким-то рассеянным. Ночью на улице поднялся ветер, и теперь из-за неплотно закрытого окна висевшая на потолке лампочка покачивалась из стороны в сторону. Тут же Ню Айго заметил, что Цао Цинъэ пришла в сознание и теперь вонзала ногти в его руку. Оказывается, когда ему приснилось, что в него ткнули штыком, в него на самом деле впилась своими ногтями Цао Цинъэ. Пока Ню Айго и его сестра с братьями были маленькими, Цао Цинъэ очень часто выходила из себя, и в такие моменты она их не била, а цапала ногтями за первое, что попадалось под руку. Поскольку Цао Цинъэ сейчас болела, Ню Айго решил, что та вонзилась в него, пытаясь перетерпеть боль. Но тут он увидел, что она снова открыла рот, собираясь что-то произнести.