Дмитрий Вачедин - Расписание

И, что самое страшное, запланирован был уже и переезд в свой домик, обязательно высоко над Рейном, вклеенный в склон холма и запахи леса, с большими окнами — с теми окнами, глядя на которые снизу, сразу же даже не глазами, а кожей чувствуешь открывающийся из них вид, от которого сладко прыгает сердце. Там, в тишине и спокойствии, Иван планировал написать роман, легкий и воздушный, даже не написать — сплести по рецепту старых мастеров, а за ним еще один — громкий и скандальный, вернуться ненадолго в молодость, все до крошки собрать, что когда-то, не задумываясь, разбрасывал по всем углам. Ну а завершить это дело должен был роман третий — мудрый и спокойный, настоящий роман прощания, роман едва заметной улыбки и туманов над зимним Рейном, написанный как бы уже и не человеком. Бад Брейзиг, отмеченный в расписании, отлично подходил для этого проекта, и при наличии подходящего варианта Иван и его жена Изабелла с радостью переехали бы туда. Вернее, они туда и переедут, и в этом провинциальном городишке он умрет через одиннадцать лет, завершив свой маршрут, — ведь на это указывает крестик, на что же еще. Если только это не шутка.

Однако уже пора и рассказать, каким образом Иван оказался на краю платформы. Утром он не смог завести свой автомобиль — старый огромный похожий на ньюфаундленда «Вольво», и его, грустного и встревоженного, подвез в Бонн сосед — до бывшего правительственного квартала, здания ООН и чудесной набережной. Там Иван и работал, возглавлял в русской редакции радио «Голос Германии» отдел культуры, состоящий из него самого, Марины и Сергея. Это была настоящая команда — восторженный голос Марины, рассказывавшей о художниках на очередной Арт-Колонь, сменял уверенный и чуть насмешливый голос Сергея, доставшего редкую запись финских музыкантов, и над всем этим царил неторопливый, московский, мягкий голос Ивана, чьей областью, охотничьим угодьем и райским садом была литература.

Приближался день смерти Гофмана, и сегодня Иван, позабыв о поломке машины, с восторгом и умилением, так как всегда впускал в сердце то, о чем сообщал, записывал передачу о нем, полную цитат, образов и той особой атмосферы, густой, как чернила, которой всегда славились передачи Берга. «Ведь он отличный писатель, отличный», — с нежностью думал Иван, отправляясь на автобусе на вокзал после окончания рабочего дня. Тут он не был уже несколько лет, но, как ему казалось, сразу же сориентировался, отметил, что вокзал оказался ржавого цвета затонувшего военного корабля, вошел внутрь и тут же прошел вокзал насквозь, словно какой-то фокусник, взмахнув платком, убрал целое здание, спрятав его в чудесную шляпу. Так же легко в автомате на первой платформе был куплен билет, быстро нашлась нужная платформа, и до отправления поезда оставалось не более трех минут, когда зазвонил телефон — это была Изабелла.

Вот тогда Иван и убежал от всех в самый конец платформы, где нашел злополучное расписание, убежал, чтобы не мешали, убежал, забыв про поезд, потому что совсем недавно открылось, что в груди Изабеллы живет рак, и результаты лечения были неочевидны, и необходимо было именно сейчас говорить с ней весело и нежно, мужественным и мягким голосом, которым Иван рассказывал в своих передачах разве что о Хемингуэе. И если неизвестные злоумышленники могли сломать его машину и подстроить его приход на вокзал, то уж точно никто не знал, что телефонный звонок приведет его в самый дальний уголок вокзала, куда люди если и попадали, то чаще всего по ошибке.

После работы я вновь отправился на вокзал. Автобус медленно плыл вдоль рельсов. Слева я видел поезда, казавшиеся мне теперь живыми и мифическими существами вроде драконов. Посланцы судьбы. Я отчетливо ощущал такое же медленное, как ход автобуса, тиканье — внутри меня шли мои старые часы, отсчитывая секунды до какого там? До 2020-го. Осталось одиннадцать лет. Круглые, некрасивые, больше похожие на военный прибор, чем на предмет интерьера, старые советские ходики. Ведь я теперь знаю, у меня есть преимущество знания. За одиннадцать лет я могу много успеть — если не терять больше ни минуты. Напишу роман, я о нем мечтал с молодости. И Изабелла поправится, я умру у нее на руках. Умру, может быть, даже попробовав поздней и ароматной, как яблоко, писательской славы.

Потом я шел по платформе, и по мере того как продвигался вперед, вокруг становилось все меньше людей — они не знали, они ничего не знали, а я уже знал и нес теперь этот груз, и буду нести его до 2020-го, приход которого я отпраздную так, как никогда раньше не праздновал, а потом буду ждать, гулять с Изабеллой по набережной и запоминать запахи и звуки, учиться быть ветром, водой и землей.