Сергей Кузнецов - Хоровод воды

Некоторые философы считают: за любым историческим событием можно найти скрытые смыслы. Десятки остроумных теорий и утомительных монографий помогают эти смыслы обнаружить.

Но самые волнующие и трогательные смыслы не найти в толстых книгах: они возникают, когда история человека и его семьи вплетается в ткань Большой Истории.

Мужчина говорит: Гитлер напал на Россию, чтобы сдержал слово мой отец.

Старик думает: ракета полетела к звездам, чтобы у меня встал член.

Мать считает: Гагарин махнул рукой, чтобы у меня родилась дочь.

Рождение девочки и оргазм старика – что может быть лучше?

Разве полету в космос нужны иные смыслы?

Наверное, Галина Окунева решила, что Джамиля нацелилась на их квартиру, даже сигнализировала об этом в партком. Парторг, незлой в общем-то мужик, посмеялся, вызвал Джамилю, отчитал: Заводских тебе мало, что ли? – и отпустил. Даже выговор не объявили.

На заводе беременность зачли как второго ребенка. Квартиру едва успели переоформить – так Джамиля и получила свою двушку. Считай, приехала прямо из роддома – и прожила здесь сорок с лишним лет. Сначала гордилась – новостройка, город будущего, Новые Черемушки. Соседей нет, своя кухня, собственный санузел, пусть и совмещенный. Даже потом, когда эти дома стали презрительно называть хрущобами, Джамиля по-прежнему любила свою квартиру.

Говорят, в Москве снесут все старые пятиэтажки. Жильцы переедут в новые дома улучшенной планировки.

Джамиле Мусаевне совсем не хочется переезжать. Переезжать легко в молодости, старые люди тяжелы на подъем.

Потому она надеется – как-нибудь все обойдется.

Старость делает наши кости хрупкими, кишечник – капризным.

Старость отбирает силу и желания, отбирает зрение и слух, день за днем отбирает жизнь.

Отбирает почти все – но взамен дает бесстрашие.

Теперь можно не бояться будущего – есть надежда умереть раньше, чем оно наступит.

Даже смерть почти не страшна: день за днем прожив свою жизнь, потеряв зрение и слух, ты погружаешься в нее, будто в лесное озеро.

Холод касается ступней, коленей, бедер, живота. Вот поднимается до самой груди – и сердце Джамили Тахтагоновой замирает.

В темном прохладном озере, лишенная зависти, желаний и страха, неподвижная и спокойная, она ждет, когда снова заиграет труба.

Секс в жизни Риммы никогда не имеет продолжения. Она читала о нем в книжках, видела в хентайных фильмах. Идеальный секс, совершенный, соразмерный.

Иногда она забывала, как это происходит в реальной жизни, и оказывалась с кем-нибудь в постели.

С таким человеком она старалась больше не встречаться.

Она не любила ни свое, ни чужие тела. Одежда, косметика, аксессуары – их человек выбирает, они ему принадлежат. Голое тело – ничье. Живет своей, никому не интересной жизнью. Непонятно, что с ним делать. Нажать вот здесь, потянуть вот тут, лизнуть, куснуть, удивиться, что иногда эти бессмысленные и хаотические движения замыкают скрытый контакт и ты получаешь обратную связь – вздох, вскрик, стон, дрожь.

Тела были ничьи, желание и возбуждение – тоже. Они управляли телами, не оставляя для Риммы места, и она переставала понимать, зачем она здесь. Иногда она представляет, как два тела – мужское и женское, женское и женское – продолжают двигаться и тереться друг о друга, громоздкий мобиль, биологический механизм, работающий вхолостую.

Оргазм, когда он случался, тоже не принадлежал ей. Секунда полной пустоты, краткий и в то же время бесконечный момент выключения времени, а следом – усталость и та печаль, которая якобы свойственна в такие минуты любой твари. Post coitum Римма больше чем когда-либо думала, что она – мальчик, а не девочка: ей не нужны были ласки, хотелось побыть одной, лучше всего – уснуть.

От секса оставались только воспоминания об усталости и печали. Иногда они настигали Римму задолго до финиша, и, чтобы отогнать их прочь, она принималась командовать и распоряжаться, нажимать, дергать, щипать, располагать чужое тело так и этак, вертеть туда и сюда, делая вид, что то, чем они занимаются, – разумная, подконтрольная Римме деятельность.

Римма старалась повторно не встречаться с партнерами. Не только в постели – вообще не встречаться. Иногда это желание бывало взаимным, иногда нет, и тогда она оказывалась в нелепом и неприятном положении объекта чужой страсти.

Поэтому Римма избегала секса, особенно – со знакомыми.

Неприятно видеть чужое тело, которое что-то делало с тобой. И чужое тело, с которым что-то делала ты, видеть тоже неприятно. Где бы вы ни встретились, как бы ни были одеты.