58. Я там работала, я знаю
Поначалу все шло как всегда – немножко поцеловались, потом Андрей снял с нее платье, скинул джинсы и футболку, на пару минут припал к груди, потом губами проложил дорогу по животу к треугольнику волос между ног.
Аня вообще не слишком любила предварительные ласки, особенно – в исполнении Андрея. Но сегодня было как-то совсем скучно, и пока он языком выписывал кренделя вокруг пупка, она совсем забыла про Андрея и думала какие-то обычные, совсем не сексуальные мысли: ехать или не ехать в Турцию? куда девать Гошу на лето? а новая начальница ничего, хотя вот Зинке не нравится… и не намекнуть ли, кстати, насчет зарплаты? если я продаю лучше всех, то и получать должна больше… как постарела мама за эту зиму… и как страшно умерла эта безумная старуха.
Весь подъезд обсуждал – сначала удар по голове, потом кипяток, ни единого шанса, тут и молодой бы скопытился, а Марье Петровне под восемьдесят, как дом построили, так тут и живет, говорят, раньше была такая активная, общественница, выбила детскую площадку, деревья заставила во дворе посадить. В последние годы сдала, это да, совсем не выходила, жаловалась, что ее убить хотят. А я так скажу: развал страны ее подкосил, считай, Горбач с Ельциным и убили. Да, раньше-то ремонт бы сделали вовремя. Ладно, не говорите, какое вовремя – все то же самое, только дом был новый. Вспомните, как два года швы замазать не могли, у нас потолок вечно в потеках был.
Значит, вот кому Гоша обязан детской площадкой, а я – любимыми деревьями во дворе. Зачем же я с ней так? Ну, ментов вызывала, да. Старый больной человек, можно было пойти, поговорить, объяснить, в конце концов. Мол, соседи-алкоголики вечно скандалят, пусть к ним милицию и вызывает.
Да нет, ей соседи были не нужны. Ее ведь я раздражала. Может, разрез глаз не нравился. Или что молодая, с ребенком, сама себе хозяйка, еще и мужик приходящий, трахаюсь по утрам, кричу, как кошка.
Да разве я кричала? – спрашивает себя Аня. Я изо всех сил сдерживалась. На Гошу цыкала, чтобы не бегал, не шумел. Вечером гостей боялась позвать – вдруг опять менты? Если ночью трахаться – вообще как мышка, благо с Андреем нетрудно. Зубы сжала, губу закусила – и ни звука.
Боже мой, как же я от этого устала! Пока старуха была жива, я даже не понимала, до чего же сильно я устала.
Ну ничего, теперь уж мне никто не указ. Теперь уж я никому не помешаю, мне никто не помешает, Марья Петровна далеко, не услышит, соседи за стенкой перепились, им всё равно. А остальные – ну, вежливые люди, сделают вид, что ничего не было.
Теперь – можно.
И тут Аня на секунду возвращается к реальности, понимает, что Андрей уже двигается внутри, – то-то я раздухарилась, думает она и вдруг говорит: Хочу по-другому , выскальзывает из-под мужского тела, жестами объясняет – перевернись.
Почему жестами – сама не знает. Только чувствует – стиснула зубы, будто на кассе в «ИКЕЕ», будто на дорожке в бассейне. Не может говорить.
Аня забывает обо всем: Турция, Гоша, лето, зарплата, мама, кипяток, соседка, детская площадка. Ане кажется, она торопится, спешит из последних сил, судорога сводит ноги, кожа натягивается на широких скулах, все тело – будто на финальной стометровке, словно сейчас – самый важный заплыв.
Почему она всегда должна приходить к финишу в паре? Дудки. Сегодня ее не обгонят.
Анино тело – быстрый дельфин, огромная рыба, акула, касатка, крокодил. Анино тело – подводная лодка, летящая торпеда, поражающий гарпун. Анино тело – узкие бедра, плоский живот, маленькая грудь. Летит к цели неостановимо, неудержимо, быстрее, еще быстрее…
я хотела ее смерти я ни в чем не виновата я ее не убивала сама упала попала пропала упала убила убила убила…
Аня кричит – и ее крик взлетает над шумным субботним двором, над гомоном песочниц, скрипом колясок, взвизгом качелей, над шелестом молодых зеленых листьев, над жестянками гаражных ракушек, над крышами новостроек, над улицами и площадями, надо всем городом, пахнущим субботним похмельем, бензиновой гарью, нефтяными деньгами.
Глухой утробный звук Дашиного оргазма поднимается изнутри – Анин крик взрывается снаружи. Дашин оргазм – пробуждение неторопливого древнего чудовища. Анин крик – сверхзвуковой визг «Фау-2», снайперский свист пули, шелест крыльев последнего ангела, смерть в полете.
Открывает глаза, пот по лицу – как струи воды, скулы болят, от схлынувшего напряжения мелко вздрагивают ноги.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу