Она подсела к Людвику на диванчик, а те двое принялись играть в джокер.
— Я с репетиции, — объяснила Маша свое появление здесь. — Забежала выпить чашечку кофе. А вы?
Он неопределенно пожал плечами.
— Даша мне говорила, что вы тогда не смогли поехать с нами в Сенограбы, — щебетала она, — и что теперь у вас есть очень хорошенькая девушка…
Маша показалась Людвику оживленной, веселой, будто судьба преподносила ей одни лишь радости. Она расстегнула жакет, под ним виднелась цветастая блузка с глубоким вырезом. Длинные ногти ярко накрашены.
— Мне жаль, что с тех пор я не видела вас, — тихо проговорила она с упреком. — Ведь вы могли бы, как-нибудь вечером подождать меня у театра…
Он оправдывался: был очень занят сверхурочной работой, кроме того, ездил домой, больше ни на что времени не хватало.
— Ладно уж, я вас прощаю, — улыбнулась она.
— Насколько мне помнится, вы уже были «на ты», — включился в их разговор дядя.
Дяде удалось наконец уломать свою жертву — оба ударили по рукам; дядя получил пачку банкнот и написал расписку. Заказчик поспешил на вокзал, чтобы поскорее получить товар, а дядя, сияющий и оживленный, остался в кафе. Несомненно, сделка удалась.
— Я ненадолго убежал с работы, — напомнил Людвик о себе дяде, который не выражал ни малейшего желания выслушать племянника, узнать, зачем тот пришел.
— Ну, что у тебя на сердце? — бодро спросил дядя.
— Мне бы наедине…
— От Маши у меня нет никаких тайн, — заявил дядя, — но если тебе так надо, то пожалуйста…
Они вышли в коридор. Людвик огляделся, нет ли кого поблизости, и потом обратился к дяде с просьбой.
— Не знаете ли вы, где можно найти временное жилье… для человека, который не должен появляться на улице белым днем. Это может быть все что угодно… Хотя бы переночевать несколько ночей.
— Ты что, ненормальный? — таращился на него дядя. — Хочешь, чтобы я угодил за решетку? На такую удочку, дружок, я не попадусь… Обратись по другому адресу, — отрезал он и направился в кабинет.
Людвик, удрученный, поплелся за ним. Лучше бы ему уйти, просить об этом сейчас бессмысленно. Дядя — человек осторожный. Но Людвик не хотел отступать, он сел и стал терпеливо ждать; дядя с Машей беседовали, будто не замечая его. Потом Маша выпила кофе и поднялась, чтобы уйти. Дядя не удерживал ее и на прощанье кивнул головой.
— Я тоже пойду, — сказал Людвик. — Мне надо на работу.
— Да идите вы оба к черту! — пробормотал дядя. — Нет, ты еще подожди, — остановил он Людвика.
Маша ушла, а дядя, к великому удивлению Людвика, предложил:
— Я помогу, если уж тебе так надо. Есть один сарай. Там навалено всякого барахла, но переспать в нем можно. Однако услуга за услугу. Ты иногда будешь помогать мне при приеме товаров… один-два раза в неделю… главным образом по вечерам. Если согласен, приходи завтра за ключом. Договорились?
Людвик, наверное, согласился бы и с худшими условиями, лишь бы помочь Эде. И потому сейчас он выглядел счастливым покупателем, совершившим удачную покупку. Поблагодарив дядю, он ушел.
У входа в кафе его ждала Маша.
— Я не хотела, чтобы твой дядя видел, что мы вместе, — сказала она, повисая у него на руке и заговорщически, доверительно продолжала: — Даши сегодня весь день не будет дома. До вечера комната в нашем распоряжении. Если хочешь…
Но Людвик отказался от ее предложения: он ведь отпросился у своего начальника на один час, а сам проторчал у дяди около двух часов. Маша не обиделась. На углу Водичковой улицы они распрощались. На переходе улицы она оглянулась и махнула ему рукой.
Вечером Людвик собрал Эдины вещи и аккуратно сложил все в сумку. Сунул туда и фотографию печальной невесты Эды, обнаруженную в ящике шкафа.
Было около десяти часов, когда Людвик направился к бару «Денница», чтобы передать сумку Кларе. Уже издали он заметил, что красная лампочка над входом почему-то не горела. Когда он подошел к самому дому, то с ужасом обнаружил, что бар «Денница» закрыт и двери заколочены толстыми свежеструганными досками.
Крутится непрерывно колесо фортуны и к кому-то повернется удачей, довольно часто к тому, кто меньше всего этого ждет. Но каждый все-таки надеется — в разной степени, конечно, в зависимости от того, чего он ждет от судьбы, но решающим фактором всегда будет его личная доля участия в жизни, то, что он сам предоставит жизни, что своего он сумеет в нее вложить.
Поезд мчался в черной ночи, и из пыхтящего локомотива вылетал рой искр. Они проносились вдоль пыльных окон вагонов как огненный дождь, на мгновенье пронзая непроглядную тьму, чтобы тотчас же в ней исчезнуть.
Читать дальше