Олесь Гончар - Повести и рассказы

…В том сентябре еще было много августа. Лето остановилось, пытаясь задержать мгновение своей наивысшей благодати, а осень еще казалась робкой, хотя ее можно было уже ощутить, если сосредоточенно, неторопливо приглядеться к нему.

Мы ехали по Черкасщине, где природа потрудилась страстно, во всю свою мощь, навсегда оставив здесь крутые холмы, тенистые ложбины и овраги. Казалось, что здесь, на правом берегу Днепра, она вся иссякла после своих трудов, и на левом берегу постелила уже ровную необозримую степь до самого горизонта.

Это были шевченковские края (Корсунь, Рось, Городища, Канев), и Олесь Гончар внутренне напрягся, его сосредоточенность передалась и нам; ехали молча, ибо этим крутолобым горам, этим калиновым рощам, этому древнему Корсуню, где провел свое последнее лето на Украине Тарас Шевченко, было к лицу молчание. Молчание или строки Тараса.

Наша писательская группа ехала на празднование восьмидесятилетия Юрия Яновского, оставившего нам целый художественный мир, из которого началась одна из самых перспективных традиций украинской советской прозы, традиция, которую так смело и совершенно развил именно Олесь Гончар. Никто не предвидел этого, но так получилось: в мир «Всадников» Яновского можно было попасть, прикоснувшись душой к шевченковским местам, а после этого глубже поймешь все созданное Олесем Гончаром за почти четыре десятилетия его писательской жизни.

За Каменкой, на границе двух областей, нас встретили земляки Юрия Яновского, и, как только поутихли приветствия, знакомства, как только разговор вошел в тихое, неторопливое русло, оказалось, что Олесь Гончар причастен к судьбе почти каждого из встречающих. Секретарь райкома партии… писал сочинение на аттестат зрелости о «Знаменосцах». Председатель райисполкома получил отличную оценку на вступительных экзаменах в сельхозакадемию: была тема по «Знаменосцам», и он избрал именно ее. Среди толпы десятиклассников прошел возбужденный шепоток: если бы и нам эта тема… на выпускных… и на вступительных…

Ничто не давалось Олесю Гончару легко. Ни в жизни, ни в творчестве, ни в желании отстоять личность от всего второстепенного, суетливого, мнимо значительного. Своим творчеством Олесь Гончар поддержал естественную, эмоционально раскованную, с размашистыми, широкими и многослойными характерами традицию украинской литературы, поддержал ее именно тогда, когда перевешивали ее на весах педантичных сомнений, считая, что она безнадежно исчерпала себя, поддержал и вдохнул в нее столько молодого и мудрого таланта, столько доброты и веры в человеческое достоинство, что эта традиция опять стала определяющей для нашей литературы на много десятилетий вперед.

Писатель создал свой неповторимый, просветленный, как соборная фреска, художественный мир, создал его из неиссякаемого опыта своего народа, из безоглядной поэтической дерзости народной песни, вскрыв в своей душе чистые и честные родники, которые не затянутся илом ни от ранней славы, ни от неизбежных в творчестве неудач.

Олесь Гончар постоянно слышит не только себя, не только мир, в котором живет, но и обостренно вслушивается в глубинные толчки времени, по обходит проблемы, которые выдвигает жизнь, и своим творчеством помогает выстоять и победить другим.

В шестьдесят пять лет Олесь Терентьевич Гончар достиг, казалось бы, всего, чего может достичь писатель на высоком перевале своей жизни: Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР, академик Академии наук Украины.

Да, но обо всем этом надо забывать, когда садишься за чистый лист бумаги, ибо перед каждым новым произведением ты уже ничем не отличаешься от других — ни высокими наградами, ни общенародным признанием, ни многими премиями, ни готовной снисходительностью издателей, ни робостью многих критиков перед твоим именем. Ничем.

Нам, молодым, только входящим в литературу во второй половине шестидесятых годов, казалось, что быть Олесем Гончаром ему легко и естественно, что для этого уже не требуется почти никаких усилий. Ведь уже были его «Знаменосцы», по которым и мы сдавали выпускные и вступительные экзамены, был его степной эпос «Таврии» и «Перекопа», была «Земля гудит», были его проникновенные новеллы.