Эльдар Саттаров - Транзит Сайгон-Алматы

И вот, какой-то уличный пацанёнок добрался до чудом уцелевшего герра Пфальца даже в Сайгоне, лишил отдыхавшего от северной бойни воина заслуженного отдыха со свежим номером «Франкфуртер алвгемайне цайтунг». Улицы вечернего города огласились свистками городовых. Хлынул дождь. На бегу я вспомнил, что одна из знакомых мне партизанских явок была ближе по пути, чем дом дяди Нама.

Лишь подбегая к явочной квартире, я перевёл дух. Дверь на условный стук мне открыл здоровенный детина, похожий на бывшего налётчика. Услышав верный пароль, он отозвался и подвинулся в сторону, пропустив меня в квартиру. В передней, напротив кухни, на раскладушке спала девушка. В гостиной два партизана сидели на полу, склонившись над картой Сайгонской области, и оживлённо о чём-то спорили. Увидев меня, старший из них, Тхо, властно поднял руку, заставив своего товарища замолчать. Я его хорошо знал, потому что он несколько раз приходил к дяде Наму с поручениями от отчима и уносил с собой посылки и мои письма матери.

— Привет, Мишель, — сказал он мне, ласково подзывая подойти. Когда я присел рядом с ними он ткнул на отмеченный звёздочкой квадрат на карте. — Тебе знаком аэропорт Таншоннят?

— Конечно, — сразу закивал я.

— Я хорошо помню, о чём ты меня просил в прошлый раз. Мы готовы принять тебя в наш отряд. Это Чай, проводник, — представил он своего товарища. Мы поклонились друг другу. — Со временем он отведёт тебя на нашу базу.

Я слушал его с замиранием сердца, смотрел на них и на карту во все глаза.

— Но сначала ты должен проявить себя. Доказать, что ты достоин присоединиться к партизанскому движению. Пройти проверку.

У меня пересохло в горле и засосало под ложечкой.

— Я готов, — сказал я, — Что я должен сделать?

Тхо удовлетворённо кивнул, Чай продолжал подозрительно рассматривать меня.

— Твоим первым заданием будет провести разведку аэропорта Таншоннят. Этот объект очень важен для нас. Ты должен будешь начертить его схему, пересчитать самолёты и обозначить их расположение…

Рано утром на следующий день я вывел на улицу свой велосипед и покатил в сторону Таншоннята. Дорога не заняла много времени, настолько резво я крутил педалями. Быстро сориентировавшись на месте, я выбрал себе небольшую возвышенность с удобным обозрением, с которой я немедленно приступил к своим зарисовкам. Я настолько увлёкся своей работой, что было уже слишком поздно, когда я различил угрожающе маячившие в предрассветных сумерках силуэты, направлявшиеся в мою сторону. Это были алжирцы из Иностранного легиона. Когда они поняли, что я их заметил, один из них направил в мою сторону дуло автомата и крикнул мне на ломаном вьетнамском, чтобы я встал и поднял руки. Едва заметив их, я успел затолкать карту в рот и, подчинившись, встал, жуя бумагу, и вздёрнув руки над головой.

Четверо алжирцев закончив копать в сырой земле глубокую коллективную могилу, теперь волоком тащили и сбрасывали туда трупы каодаистов с обочины, убитых в перестрелке и казнённых накануне. Я сидел прямо на земле, привалившись спиной к фонарному столбу, со связанными руками, переваривая свой завтрак из бумаги, и перед моими глазами стремительно проносилась вся моя недолгая жизнь с её невинными радостями и недетскими огорчениями. Напротив меня, на походном брезентовом табурете устроился стороживший меня иссиня-чёрный сенегалец с автоматом MAS-38 на коленях. Он неотрывно следил за мной, изредка страшно вращая из-под каски налитыми кровью белками своих выпученных глаз. Алжирцы, сбросив последнее тело, взялись было за лопаты, чтобы засыпать яму, но сенегалец громко крикнул им на своём гортанном диалекте: «Подождите, не закапывайте. Сейчас, наверное, ещё один жмурик будет. Маленький. Надо только дождаться командира». И он смерил меня с головы до ног своим жутким взглядом.

Когда на зелёном «бьюике» прибыл командир, я уже знал, что нельзя было терять ни секунды.

— Месье, месье, произошло недоразумение, — отчаянно закричал я, как только офицер оказался в поле слышимости. Нижняя челюсть сенегальца отвисла от удивления, и он ещё больше вытаращил свои красные глаза. Ему и в голову не приходило, что я могу говорить по-французски.

Офицер остановился, вопросительно переводя взгляд с меня на сенегальца.

— Ваши солдаты арестовали меня и хотят убить за то, что я здесь гулял.

— Это красный лазутчик, мой капитан, — придя в себя, сенегалец вскочил и вытянулся в струнку перед своим командиром, выплёвывая залетевших в рот мух. — Он чертил карту аэродрома и съел её, когда мы его застукали.