Любовь Овсянникова - На круги своя

— Пришло возмездие, Дан… А ведь твоя судьба могла быть совсем иной…

Слова выливались из горла еще и тогда, когда он подал мне скомканную пятиде­сятидолларовую купюру. Знал! Еще вчера знал, что Славик отдал свою половину украденных у меня денег, но не вышел следом за ним, не сделал то же самое.

Уже видя, что происходит, я закричала:

— Нет! Отойди от меня! Поздно, ничего изменить нельзя. Отойди, здесь опасно…

Но он не двигался, стоял, с растерянным видом протягивая ко мне руку. И вдруг огромные сосульки, сорвавшиеся с фриза зда­ния одной глыбой, врезались в детскую коляску. И тотчас от нее остался только изломанный каркас и разлетевшиеся в стороны колеса. Коляска, ударом отброшенная от Дана, дер­нула его за руку, и он, потеряв равновесие, покачнулся назад, балансируя на пятках. Затем по инерции подался вперед и, споткнувшись о груду льда, по­хоронившую его детей, упал на нее ничком. Одну руку он подмял под себя, а вторую, в которой были зажаты доллары, отбросил вперед. Последняя сосулька, зацепив­шаяся за балкон и немного задержавшаяся там, обрушилась на его спину, словно мечом рассекая одежды, мышцы и кости.

Мой крик: «Отойди от меня!» — слился с воем несчастной матери. Она выла без слов, упав на землю и колотя вокруг себя маленькими кулачками, до крови израненными об осколки разлетевшегося льда.

Прохожие быстро окружили место трагедии. Возникали и гасли короткие диалоги:

— Что произошло?

— Сосульки сорвались…

— Когда же в городе появится власть?

— Теперь уже никогда.

— Какой ужас!

Первыми пришли в себя студенты-медики и бросились к женщине. Машина «скорой помощи» появилась почти тотчас же. Дан вырывался от врачей и, находясь в шоке, кричал:

— Не хочу! Не хочу жить!

На меня никто не обращал внимания. Я стояла, оцепенев от чужого горя, за­быв о своем несчастии, и чувствовала легкие уколы совести за непонятную причастность к тому, что разыгралось на моих глазах.

Соседка тронула меня за плечо:

— Что здесь произошло? Говорят, погибло три человека?

— Два, — зачем-то уточнила я, — третьего только ранило, — а потом слушала свои слова и не понимала, зачем и почему их произношу: — У него повре­жден позвоночник, он останется инвалидом, никогда не сможет передвигаться самостоятельно. Никогда… цена алчности…

— А кто эта женщина на асфальте? Ее, как будто, не зацепило.

— Жена, — я говорила чужим голосом, который сама не узнавала, как будто внутри меня сидел робот и вещал металлическим горлом. — Не зацепило, но она не вернется к жизни, понимание вещей навсегда покинуло ее.

— Откуда вы знаете, что будет потом? Вы так уверенно говорите, — полюбо­пытствовала соседка.

— Я знаю, что такое возмездие. Оно намного огромнее греха.

— Как странно… Я не понимаю вас.

— Не несчастье случилось, а произошло возмездие. Что тут не понимать?

Давно и долго находясь на пределе человеческих сил, в таком накале чувств и переживаний, который не каждый способен вынести без вреда для себя, я все еще жила. Все, что способно ощущать, что способно рождать реакцию организма на внешние раздражители, все покрылось у меня странным защитным панцирем. Созна­ние работало в автоматическом режиме, фиксируя происходящее, анализируя и накап­ливая его в ячейках памяти.

9. Предсказание

Прошло время, и передо мной снова встал вопрос: на что жить? Продавая кое-что из одежды, обуви и предметов быта, я добывала копейки и перебивалась со дня на день. Все больше беспокоило здоровье, я теряла силы, быстро уставала, на меня часто накатывала влажная тошнотворная слабость. У меня гасла инициатива, в голову не приходило, на чем можно заработать. Я выглядела ужасно, и нечего было надеяться, что где-то меня согласятся взять на работу. Да и выдержать полный рабочий день я больше не могла. Поначалу казалось, что достаточно взять себя в руки, проявить силу воли, отбросить мнительность, и этой болезни не станет. Но оказалось, что у меня совсем пропало желание что-либо предпринимать, я вдруг убедилась, что сила растрачена, а воля истаяла, что мнительности-то и нет совсем, а есть необратимые процессы угнетенного духа: депрессия раздолбила меня окончательно.

Каждое утро я брала заготовленный конверт с письмом, намереваясь вбросить его в почтовый ящик и, быстро вернувшись, накрыться в ванной красным покрывалом. Но это же слабость, глупая слабость, — шептал внутренний голос.

После долгих колебаний я решила продать квартиру и переселиться в мень­шую, более дешевую. Вырученных от этого денег хватило бы еще на пару лет сносной жизни.