Алик Верный - Пуся

У блондинки удивительные золотые волосы. Они переливаются и сверкают на солнце. Самое поразительное - это всё натуральный цвет и фактура. Я присматривался много раз, когда сидел за ней сзади. Никаких темных корешков или отросших серых прядей. У нее скандинавский тип лица. Острый нос, тонковатые волевые губы и светлые веснушки, рассыпанные по носу и щекам.

Я не знакомлюсь с ней по ряду причин. Главное, и это святое, если я ее вдую, прелесть растворится в соках похоти. Кумир будет низвергнут, мечта и фантазии исчезнут в тумане пошлых телодвижений. Этого не хотелось бы. Не так много в мире женщин, возвышающих вас над унылостью ежедневных крысиных Богов.

Вторая причина - я никогда не падаю на женщин в местах проживания, работы и в поезде на работу.

Так что я использую блондинку для медитаций. Она - мой тайный утренний друг. Ее доброе лицо всегда поднимает мне настроение. Белые ресницы водянистых северных глаз хлопают поутру, прикрывая любопытные зрачки Скандинавии. Она очень любознательна и всегда озирается по сторонам, рассматривая окружающих людей. А может, осторожненько проверяет обстановку. Вполне возможно, она читает сейчас эти строки, переведенные на один из скандинавских языков. Ее глаза увлажняются. Третий глазик - маленькое отверстие между ног, тоже слезится. "Ах, почему же он ко мне так никогда и не подошел!" - думает скандинавка. Эх, и я тоже именно это думаю. Чего ж я к ней так никогда и не это самое...

Именно такой я представляю себе героиню моих грез о Вечном Оргазме - вечной нирване, где люди общаются, не издавая звуков, и занимаются любовью, не прикасаясь друг к другу. Блондиноид очень любопытная, и все заглядывает мне через плечо, пытаясь разглядеть - что же он делает на своем телефоне?

ГЛАВА 14

ДЕМОНЫ ВАГОНОВ

Поезд медленно двигался по кишечнику Гранд Централ. Этот подземный вокзал был возведен в начале 20-го столетия. С тех пор в кишках этого монстра было настроено множество будочек, каптерок, конторок и кладовок. Они проплывали в пыльных окнах дребезжащего от старости состава. По грязному стеклу вагона скатывались капли утренней влаги, промывая извилистые дорожки. К вечеру они затянутся новой пылью и налепят еще пару микронов свежей грязи на вытравленные в стекле буквы: "G.E. Fra Type I & II".

Несмотря на свой затрапезный вид, перроны соединяются в одно из самых незаметных чудес света: Гранд Централ объединяет 44 платформы и 67 путей и является величайшим вокзалом в мире.

Сонный Фотограф ел банан, отчаянно разглядывая проплывавшие за окном сплетения кабелей, освещенные дохлым светом редких грязных лампочек. Ему хотелось накатить виски или хотя бы водки. Запах Балантайнс преследовал его все утро.

В окнах полутемного вагона блестели мрачные отражения прямоугольных плафонов дневного света. Через них, из серых глубин туннелей, пробивались черные пятна дыр в стенах, облепленные паутиной вентиляционные коробы, замурованные простенки и кладка столетней давности, покрытая натеками белесых косм сочащейся здесь в большие дожди желтой сукровицы. В быстрой вспышке проплывавшего мимо фонаря, в окно вскочил никелированный бок спящего на соседнем пути состава. Фотограф отдернулся от неожиданности и поправил прическу.

Он рылся в памяти, пытаясь соорудить план действий на неделю. Мысли путались. Дома он не пил по утрам кофе, делал это на работе - одну чашку сразу по приходу, вторую через час. Какой смысл взбадриваться раньше, если, пока доедешь до этого Гринспука, опять заснешь.

Поезд разогнался и выскочил на поверхность, спугнув пару клочков тумана. Два пассажира - один спереди, второй сзади - шуршали музыкой из наушников своих плейеров, забивая скрип колес и постукивание рельсов. Особенно громко шипел тот, что сидел впереди.

Фотограф пытался не думать о работе, но не получалось. За две остановки до Гринспука поезд дернуло и к обычному скрипу добавился визг тормозов. Вагон зашатало, и он начал подпрыгивать, издавая каждый раз протяжное "уууух, нихерааааа себе!" Поезд медленно остановился и пощелкал тайными рычажками, где-то под полом последнего вагона. Кондиционеры выключились, и состав застыл в непроветриваемой тишине. Лишь изредка доносились переговоры проводников из соседнего отсека. С грохотом простучал за окнами такой же старый урод, затолкав через открытое окно кондуктора облачко туманной пыли.

Народ молчал, тревожно озираясь по сторонам. Кое-кто по-прежнему спал, обнажив пару зубов или свесив голову на грудь.