Алик Верный - Пуся

Фотоноид

Многие могут сказать или подумать: "Ведь не все девушки могут быть моделями, и не всем ведь нужны профессиональные фотки". Заблуждение. ВСЕ женщины - модели. Спросите у любой. Глубоко в душе каждая из них именно так и считает.

ГЛАВА 11

ВАГОНОИД

(животное, живущее по утрам в вагонах)

Фотограф вскочил по будильнику, исходя потом и дрожа от страха. Ему приснилось, что его Золотой Конец стал обыкновенным, деревянным, и от такой новости он испугался, как только пугаются во сне - с тряской, немым криком, когда не открывается рот, падением в бесконечную пропасть и остановившимся дыханием.

Фотограф свято верил, что любая женщина, переспавшая с ним достаточное количество раз - зависело от запущенности случая - сразу же после расставания получала то, что хотела больше всего на свете. Статистика это более или менее подтверждала - 80 % его бывших подружек находили мужчину своей мечты, готового отдать им руку и сердце. Как минимум те, с которыми ему удавалось поддерживать контакт. Именно поэтому он гордо называл свой орган Золотым Концом. Принцип поддержания гаремчика из бывших герлфренд не всегда срабатывал. Статистика была пятнистая, с большими пробелами в базе данных. Фотографа это не смущало, и он полушутя, полусерьезно, рассказывал случайным курицам в барах, что новейший фильм, где у главного героя аппарат работает именно таким образом, снят по его жизни, и что он рассказал сюжет по пьяни в баре одному залетному сценаристу из Лос Анджелеса.

Он вскочил по будильнику, дергаясь от ужаса. Через 45 минут он бежал по эскалатору. В такие моменты у моего героя одно желание, и он бормочет, чутко косясь на подрагивающую перед ним на ступеньках жопу трехсоткилограммовой тетки из черного Бронкса: "Только не пукать, дорогая! Только не пукать..."

ГЛАВА 12

БЛОНДИНОИД

(блондинка из поезда на Гринспук)

Громадная женщина еще долго стояла в глазах Фотографа. Он подвинул закоченевшие ноги ближе к обогревателю, выдувавшему раскаленную струю из коробки под окном. "О чем писать? - подумал он, разминая одеревеневшую за ночь шею. - О том как я еду на поезде? Бред!" Но он посмотрел за окно, и белые зайчики запрыгали в его зрачках. "Красиво, сука!" - подумал Фотограф и выстучал пальцами на экране первую фразу: "Я еду на поезде".

Зуууууууууууум...

Я еду на поезде. За окном зимняя метель. Это - под Нью-Йорком, неслыханное дело. Занесенные снегом деревья проносятся за окном меловой пилой. Белые корочки прилипли к стволам. Снег покрывает верхушки и свисает с них хлопьями белой муки. На ветках послипались пирожки и ватрушки. Сахарная пудра покрывает все пространство между деревьями. Белые сдобные плетенки ложатся друг на друга, вот-вот свалятся в карамельные ледышки кустов. Такие же карамельки свисают с крыш - днем все таяло и текло на солнце.

У моей блондиночки в поезде на Гринспук розовая кожа, которая легко переходит в пунцовую. Сегодня я сижу прямо за ней, и передо мной золотится ее макушка. Я присматриваюсь к ее пробору. Даже кожа пробора не белая, а ярко-розовая. Пару раз, раздирая маленькую куницу Лючии, я воссоздавал перед собой трехмерную модель моей ежедневной попутчицы. Иногда я притворяюсь дурашкой и делаю вид, что я не могу понять, почему так на нее запал. На самом деле все просто - у нее много редких качеств, и это меня вдохновляет. Во-первых, она натуральная блондинка. В Нью-Йорке, заваленном желто-коричневым месивом теплых рас, это - редкое свойство. Потом, эти ее золотые волосы огромной длины. Они струятся искрящимися на солнце волнами чуть ли не до самой попы. Попа - отдельный разговор. Широкие бедра спадают двумя грушами на тонкие, широко расставленные ноги. Грушки налиты радостным соком. Они толкутся под тонким материалом юбки, поигрывая на ходу. Каждый раз, когда мы выходим из поезда на платформу Гринспука, мои глаза не могут оторваться от этих фруктов, танцующих свою румбу перед моим носом. Короткая зимняя курточка едва доходит до бедер. Я иду за блондинкой след в след, как пес за хозяином, несущим кусок мяса в руке. Здесь кусков мяса целых два. Мой рот наполняется слюной. Ягодицы подпрыгивают внутри юбки, играя бодрый марш утренней ходьбы на работу. Они плавают по верхней части ног - двух худеньких конечностей, обычно затянутых в черные колготки.

Ноги широко раздвинуты, и это создает впечатление, что они кривоваты. На самом деле это два ровных столбика, четко впечатывающие каждый шаг в чистенький бетон мостовой Гринспука. Между ногами, возле муси, большое пространство - можно свободно задвинуть кулак. Это самая лучшая конструкция, которую я знаю. По странной причуде моего генома, мне нравятся кривые ноги у женщин. У моей беловолосой феи они изгибаются двумя натянутыми луками, упирающимися в маленькие аккуратные ступни. Поэтому выглядят еще меньше, чем на самом деле. Вся обувь у блондинки из тонкой кожи, с маленькой подошвой. Ее туфли и ботинки всегда плотно облегают ступню - никаких лишних деталей, наворотов, платформ или каблуков. Это делает ее ножки совсем микроскопическими. Часто кажется, что она просто втыкается в землю острыми палочками. Палочки красивой формы, стройные игривые косточки в переплете мышц, как у газели. Они втыкаются в тротуар, подпихивая снизу грушки попки и мандаринку пуси...