Джанет Уинтерсон - Бремя. Миф об Атласе и Геракле

Он проснулся весь в поту. Он не мог даже отереть лоб. Мутным взглядом он уставился в звездный простор вселенной и подумал: интересно, а если крикнуть достаточно громко, может быть, кто-то ему ответит.

Ни звука. И все же звук был, и он его ненавидел. Этот звук жужжал, жужжал, жужжал вокруг его головы.

— АТЛАС, — закричал он. — АТЛАС!

И гром прокатился и затих где-то в земных горах.

— Незачем так орать, — сказал Атлас. — Я тебя прекрасно слышу.

Он был тут, высокий, улыбающийся; он стоял прямо перед Гераклом, блаженно свободный от любого бремени. Геракл почувствовал, как его лицо и шея запылали от зависти.

— Ты принес яблоки? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и хладнокровно.

Атлас полез в карман и вытащил три яблока, все еще сияющих странным светом.

— Я отнесу их Эврисфею вместо тебя, — сказал он.

— И слушать не хочу, парень, — отозвался Геракл. — Ты и так уже сделал достаточно.

— Мне вовсе не трудно, — возразил Атлас.

— Ты же не хочешь сказать, что проделаешь весь этот путь туда и обратно, только чтобы передать кому-то там фруктовую посылку?

— Ну, я подумал, что мог бы заодно навестить дочерей, — признался Атлас.

(«Дерьмо собачье, — подумал Геракл. — Эти девки оставят его у себя навсегда».)

— Ты ведь не устал? — спросил Атлас.

— Устал? Нет, парень, мне тут нравится, смена рода деятельности, ну, ты понимаешь, никаких проблем.

— Вот и ладненько, — сказал довольный Атлас. — Тебе еще что-нибудь нужно, прежде чем я уйду?

Геракл занервничал. Если он сейчас примет неправильное решение, Атлас просто уйдет, и только его и видели. Геракл не мог снять с себя мир без посторонней помощи, зато Атлас вполне мог оставить его тут навсегда.

— Раз уж ты спросил, я бы хотел подушечку на голову — слишком уж давит. Чертова Швейцария.

— А что такое со Швейцарией? — заинтересовался Атлас.

— Горы, парень. Они впились мне в шею под черепом. Это может плохо кончиться.

Атлас был добросердечен по натуре и не хотел видеть, как страдает Геракл. Он порылся в сумке и вытащил большой кусок бараньей шкуры, из которого вполне можно было свернуть подушку. Он склонился над Гераклом и попытался пристроить ее ему на шею.

— Маттерхорн, старик…

— Чего?

— Под Маттерхорн ты ее так просто не засунешь. Слушай, подыми-ка мир на секундочку, а я присобачу ее себе на плечи, тогда у нас все получится. Только не раздави яблоки, я тебя умоляю.

Ничего не подозревающий Атлас кивнул и наклонился, чтобы положить драгоценные яблоки на пол мироздания. Потом, слегка крякнув, он скатил мир с Геракла и взвалил себе на голову.

Геракл быстро подхватил яблоки.

— Устраивайся поудобнее, дружище. Я не вернусь, — сказал он.

На мгновение Атлас потерял дар речи. Внимательно изучив радостный оскал Геракла, он осознал, что его подло обманули. Да, мозгов у Геракла не было, но вот хитрости — хоть отбавляй.

Что ему оставалось делать? Ему захотелось свалить вселенную на Геракла, переломать ему все кости, разбить мироздание вдребезги, взорвать время и заставить историю начаться с начала.

— Да ладно тебе, Атлас, — сказал Геракл. — Ты и так неплохо прогулялся.

Медленно, словно чтобы не пролить ни капли молока из чаши, Атлас опустил Космос себе на плечи и согнулся под бременем. Он проделал это с такой легкостью и грацией, с такой почти любовной нежностью, что на мгновение Геракл почувствовал стыд. Он бы с радостью разбил этот мир на кусочки, если бы это могло его освободить. Он понимал, что Атлас мог в любой момент сделать это, но не делал, и он уважал его и ничем не мог помочь.

— Прощай, Атлас, — сказал Геракл. — И спасибо…

Геракл шел прочь в своей львиной шкуре, помахивая палицей из цельного оливкового ствола, с яблоками Гесперид в поясе. Рукой он оттолкнул с дороги парочку звезд и начал растворяться в ткани времени, и Атлас видел, как его прошлое, настоящее и будущее исчезают вместе с ним. Теперь его жизнь не имела ни пределов, ни ограничений. Перед ним было ничто, и разве не этого он давно и так страстно хотел?

Но вот почему это ничто было тяжелым, как пустота?

Он посмотрел назад и на какое-то мгновение потерял из виду вселенную, которую держал на спине. Вместо нее там был он сам, чудовищный и тяжелый; маленький Атлас, отчаянно пытающийся удержать на спине огромного, словно мир, Атласа.

А потом видение пропало.

Геракл отнес яблоки Эврисфею.

Радостный, что покончил с этим бакалейным подвигом, он отправился на юг и основал на пути стовратные Фивы, которые нарек в честь своего родного города.