Питер Акройд - Мильтон в Америке

— Направилась к суше. Ого, да к ней присоединилась вторая.

— Они воплощают наши надежды, Гусперо. Мы последуем за ними к обетованному берегу.

Юноша следил за птицами до тех пор, пока они не скрылись из виду, а потом со вздохом обратился к хозяину:

— Хотите, я опишу вам маленькие островки, что видны с правого борта?

— Они так восхитительны?

— Совсем нет. Голые и пустые.

— Отлично. Продолжай.

— Огромные черные утесы. — Гусперо, как и Мильтон, находил особое удовольствие, рисуя картины помрачнее. — Много глины и темного песка. Острые скалы. Холмы, лишенные кустарника. — Ладонью он защитил глаза от солнца. — Вот один остров приближается к нам — скалы здесь разноцветные. На них растет что-то вроде тутовых деревьев. Странно — прямо на камне.

— Так уж повелел Господь, Гусперо, при сотворении мира.

— Но, сэр, мир вокруг довольно пустынен.

— Священен, а не пустынен. Если здесь нет скалы настолько бесплодной, что на ней неспособно вырасти дерево, то, значит, нет и земли настолько скудной, что ее нельзя возделать. — Мильтону все еще чудилось в воздухе хлопанье крыл.

Не успел Мильтон это проговорить, как послышался голос боцмана, сзывавшего моряков на молитву. В ту же минуту поднялся свежий ветер и надул парус бизань-мачты; корабль содрогнулся и медленно взял курс на северо-восток по направлению к островкам, которые описывал Гусперо. Скрип такелажа заглушал молитву моряков: «О вечносущий Господь! Ты один простираешь небесный свод и укрощаешь волнение морей. Ты отделил воду от суши до той поры, пока день не перестанет сменять ночь…»

— Вслушайся, — бросил Мильтон. — Слышишь скрип дерева? Судно поет. Славословит ангелов, нас охраняющих.

Ветер в самом деле казался благоприятным: хотя «Габриэль» и не смог придерживаться курса, которого ожидал капитан, корабль благополучно миновал Блок-Айленд, избежав многочисленные в этих водах мели. По окончании молитвы капитан Фаррел приблизился к Мильтону со словами:

— Возблагодарим Господа! Мы в целости и сохранности причалим к берегу близ Саконнет — Пойнт, не лавируя и не блуждая между скал. Вам, сэр, будет предоставлена тогда честь первым ступить на твердую почву.

Итак, корабль направлялся к берегу, а путешественники громко возносили хвалу Всевышнему, словно на тайном пуританском собрании. Мильтон стоял с Гусперо на корме, заявив, что желает в момент прибытия в новую страну быть обращенным лицом к Англии. Прочие столпились на палубе у кормила, где ощущался напор нестихающего мощного ветра, вновь переменившего направление: теперь корабль, отклонившийся к северо-западу от Саконнет-Пойнта, относило к более пустынной части берега. Штурман и капитан видели опасность. Сила ветра гнала корабль к скале, наполовину погруженной в воду. Капитан велел взять право руля и спустить якорь. Однако зацепиться за морское дно не удавалось.

— Якорь ползет, — крикнул один из матросов. — Корабль дрейфует!

— Продолжайте травить цепь!

— Кончилась!

«Габриэль» качнулся вперед — и, видя, как приближается скала, все воззвали к Господу о спасении, прежде чем корабль разобьется в щепы. Мильтон слышал молитвы и причитания, однако его невидящие глаза все еще были устремлены в сторону Англии. «Пожалуй, — невозмутимо проговорил Мильтон, — мы угодили в серьезную переделку. Чувствую, нам грозит опасность перевернуться». Доносившееся из трюма блеянье коз и мычание скота мешалось с визгом детей и клокотанием разбушевавшихся волн. Мильтон на мгновение сомкнул веки — и, казалось, погрузился в еще более непроницаемую тьму. Он вздумал было уцепиться за руку Гусперо, желая сохранить равновесие на шаткой палубе, но схватил один воздух — и рухнул, подкошенный внезапным рывком судна и сознанием собственной беспомощности. Тут же он ощутил, что Гусперо старается поставить его на ноги.

— Я смотрел в сторону берега, — прокричал Гусперо, голос которого заглушали свирепые порывы ветра. — Нас несет прямиком на огромную скалу!

— Предай себя в руки Господа! — крикнул в ответ Мильтон, но слова его потонули в сокрушительном треске разламывающегося на части корабля. Волны взметнули «Габриэля» вверх — на минуту он повис в воздухе между двумя громадными скалами, но затем со скрипом осел на острые камни, под удары налетающих валов. Вода хлынула внутрь, поглотив команду и путешественников, а Мильтона и Гусперо увлекла через открытый люк в океан. Оказавшись вдруг посреди белой пены, слепец задохнулся, хотя в этот роковой миг его слух и был избавлен от воплей ужаса и смятения. Он ненадолго вынырнул на поверхность, хватая воздух разинутым ртом, и вновь начал погружаться в бездну. Его хлопнула по руке доска, отколовшаяся от обшивки разбитого судна, ударила по ребрам бочка, скатившаяся с палубы, но боли он не чувствовал. На краю гибели, в обстановке кошмара, его окружали не только волны, но и слова: в сознании тонущего кружились фразы — об «огненных валах», что «катятся в пылающей пучине» и «навеки погребен под бурным океаном». Почему огонь и вода сочетались столь странным образом? Поглощаемый гневной стихией, он не мог громко крикнуть, но ясно различал, как этот вопрос произносится вслух.