Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

Я спросил:

— Чья это книга?

— Просто книга. Чья-то.

— Оторваться невозможно!

Тея была рада, что я нашел хоть что-то, способное меня заинтересовать, но продолжать эту тему не хотела. Она погладила меня по щеке и поцеловала, но как бы предлагая оставить ее в покое. Я вышел и прогулялся по саду. За оградой старик Да Фьори, сидя в беседке, ковырял в носу.

Потом я накинул непромокаемый плащ и вышел на улицу, поскольку жаждал общения. Тея как-то просила меня купить фотобумаги, и это давало мне повод пройтись. Спускаясь под моросящим дождем по плитам каменной террасы, я заметил валявшуюся в канаве свинью, измазанную красной глиной. Стоявшая над ней курица выклевывала вшей из ее щетины. У Хиларио звучал граммофон.

Далее следовало что-то медленное, тягучее из «Драгоценностей Мадонны», исполняемое не то Клаудиа Музио, не то Амелией Галли-Курчи. В свое время я слышал это на пластинке у Элеоноры Клейн. Музыка навевала грусть, но безысходности я не ощутил.

Медленно пробираясь между лужами, я дошел до собора, перед которым нищие в рубище тянули к прохожим свои искореженные увечьем конечности. Я кинул им несколько монеток: в конце концов, деньги Смитти можно было не жалеть — пусть хоть кому-то послужат во благо.

С увитой цветами верхней террасы Хиларио меня окликнули, сопроводив зов постукиванием по металлической пивной кружке. Это был Уайли Моултон.

— Поднимайтесь сюда! — крикнул он, и я обрадовался приглашению.

За столиком с ним, кроме Игги, сидели еще двое — как я понял, муж и жена. Мужу было под пятьдесят, но он неплохо сохранился — суховатый, высокий и стройный. Однако я не мог отвести глаз от молодой женщины, которую мне отрекомендовали просто как Стеллу. Ничто и никто — из людей, зверей, растений или предметов обихода — не могло бы сравняться с ней по красоте. Черты лица — мелкие, одухотворенные, а глаза, рискну сказать, лучащиеся любовью. И совершенно естественно, что, глядя на нее, я испытывал наслаждение. Как революционер способен с первого взгляда распознать аристократа по его рукам, так и влюбленный, чувства которого обострены, может многое понять и уловить, руководствуясь одним лишь инстинктом. Стелла была женщиной Оливера. И хотя внешне он этого никак не проявлял, тем не менее я сразу вызвал у него необоснованные подозрения, хотя ревновать должен был именно я.

Моултон быстро намекнул, что я не свободен.

— Ха, Болингброк, — сказал он.

— Кто, я?

— Конечно, вы. Если так похож на кого-то, то и зовись знаменитым именем. Когда я впервые вас увидел, во мне сразу что-то щелкнуло: вот человек, имя которому Болингброк. Вы не возражаете, если я буду так вас называть?

— Как можно возражать против имени Болингброк?

Сидевшие за столом глядели на меня веселыми глазами с

оттенком, свойственным каждому, — ехидством или сочувственной жалостью.

— Это мистер Марч. А ваше имя, Болингброк?

— Оги.

— Как Тея?

— Хорошо, спасибо.

— Вас с ней что-то не видать в последнее время. Орел отнимает столько времени?

— Да, орел. Мы много занимаемся с ним.

— Это была восхитительная картина, когда вы появились в этом своем фургоне и вытащили из него орла! Я сидел здесь наверху и все видел. Но ведь, как я понимаю, замысел провалился?

— Кто это сказал?

— Ну, ходят слухи, что орел не оправдал ожиданий.

Ах, этот маленький мерзавец Хасинто!

— Так, Болингброк, этот могучий орел действительно оказался трусом и уволен из рядов?

— Да нет, — сказал я, — что за ерунда! Разве может один орел отличаться от другого? Все они более или менее одинаковы. Орел есть орел, как волк есть волк, а летучая мышь — летучая мышь.

— Правда ваша, Болинг. Скажу даже, что и у людей все то же самое. Различий почти нет, но ведь они-то и интересны. Так что же с вашим орлом?

— Для такой охоты он еще не созрел. Но скоро созреет. Тея — превосходный тренер.

— Это трудно отрицать. Но если птица труслива, приучить ее легче, чем настоящего могучего орла, который и вправду ловил некогда этих самых игуан.

— Калигула — настоящий американский лысый орел, птица очень сильная и хищная.

Мне еще не раз приходилось наблюдать удовольствие, получаемое людьми от краха смелых и необычных проектов: их одинаково умиротворяет как торжество пошлости и обыденности, так и поражение великого. Жаль было и тех, чьи произведения так меня увлекли.

— Оливер издает журнал, — сообщил Игги. — Может быть, его заинтересует и история с вашим орлом.