Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

Паре» так, чтобы никто не почувствовал неловкость, ведь это ему явно не по карману: все знают, сколько он зарабатывает. Он ничего собой не представляет, и с ним никто не считается. Но я-то ему все припомню, — зло пообещал СайМон.

У него было с кем свести счеты. Значились в этом списке Сисси и Пятижильный? Думаю, да.

— Слушай, пойдем со мной, — предложил Саймон. — Подстрижемся.

Мы подкатили к «Палмер-хаусу» и спустились в сияющий великолепием парикмахерский зал. Если бы работник-негр не подхватил превосходное английское пальто, которое Саймон небрежно сбросил с плеч, оно упало бы на пол. Мы уселись перед огромными зеркалами в большие удобные кресла, достойные епископов, и нас стали всячески ублажать, мыть головы шампунями. Саймон то сердился, то пел; ему сделали маникюр, он хотел попробовать все и не просто уговаривал, а заставлял меня следовать его примеру.

Так получилось, что мне пришлось пройти самый настоящий и очень строгий экзамен перед собственным братом. Мои каблуки не должны были расходиться более чем на восемь дюймов, отворотам на брюках следовало доходить точно до туфель; он снабдил меня галстуками — выбросил мои и повесил на вешалку новую дюжину по собственному выбору. Саймон становился страшен, если ему казалось, что я ношу одежду не так, как он велел. К элегантным вещам я потерял интерес со времен Эванстона. Я ждал, что Мими высмеет меня за маникюр. О ногтях я особенно не заботился, но для книжного вора уход за ними оказался ценным качеством. Глядя на мои галстуки и ногти, кто мог заподозрить меня в краже? Воровать я, естественно, не бросил. Маму мне больше не приходилось содержать — заботился о ней Саймон. Но хотя он и платил за меня повсюду, все равно находиться рядом с ним было дороговато. Иногда требовалось дать на чай, купить напитки, сигары или букетики на корсаж для Шарлотты; из прачечной и чистки теперь тоже присылали больше счетов. Кроме того, иногда субботними вечерами я ходил с Падиллой и нашими друзьями на Лейк-парк-авеню. И еще я старался скопить деньги на восстановление в университете. Хитрый Саймон давал мне немного наличных — в основном покупал вещи. Он хотел приучить меня к дорогим потребностям, чтобы мне самому захотелось разбогатеть. А когда я стану клянчить у него, он и поймает меня на удочку.

Из парикмахерской мы поехали к «Филду» и купили около дюжины сорочек, итальянское нижнее белье, слаксы, обувь; всего этого у него было в избытке: я видел полные всякого добра ящики, шкафы, полки, но он продолжал делать покупки. Частично это объяснялось тем, что в свое время он стоял по другую сторону прилавка или помогал примерять туфли, а кроме того, искушал меня. Впрочем, и в парикмахерской, и в магазинах Саймон старался взбодриться; спал он плохо, выглядел вялым и больным, а однажды, заехав за мной, закрылся в туалете и там плакал. После этого он уже не поднимался наверх и сигналил под окнами, вызывая меня. Он сказал:

— Не выношу твое жилье, там не убирают. Ты уверен, что в квартире нет насекомых? И уборная грязная. Как ты только туда ходишь?

Вскоре он стал говорить о моей квартире с тем же подозрением и определенным подтекстом, что и о моей внешности.

— Когда ты покинешь эту крысиную нору? Такие места — рассадники болезней и эпидемий!

В конце концов он перестал приезжать. Если хотел меня видеть, звонил, иногда присылал телеграммы. Поначалу он настаивал, чтобы я всегда был рядом. В тот раз мы бродили по сверкающему универмагу, обдуваемые теплым ветерком вентиляторов, а потом он, в новом галстуке, поехал на Вест-стрит, находясь в приподнятом настроении, и вдруг все изменилось: Саймон нажал на газ — должно быть, представлял, что мчится на предельной скорости. Но когда автомобиль, с визгом повернув за угол, обрел равновесие, Саймон тоже пришел в себя. Однако по тому, как он вел машину, как яростно спорил, было видно, что мысли о самоубийстве не покидают его;

под сиденьем он всегда держал баллонный ключ на случай разборок на дорогах, ругался на улице при малейшем поводе, ездил на красный свет и разгонял испуганных пешеходов. Правда заключалась в том, что его карманы были полны денег, — аванс за обещание стать богачом, которое должно было исполниться.

Весной он арендовал площадку — в конце угольного сезона. На ней не было транспортной ленты, только длинный отрезок узкоколейки, и начавшиеся дожди превратили весь двор в болото. Пришлось откачивать воду. Первый уголь сгрузили прямо в жижу. Офис выглядел как лачуга, платформа весов требовала дорогостоящей починки. Несколько тысяч долларов быстро кончились, пришлось занимать; Саймон взял кредит на работу с брокерами, и проценты требовалось платить в срок. Помог дядя Чарли, но и перед ним были обязательства.