Илья Суслов: Прошлогодний снег

— Смелее, смелее, — сказала преподавательница.

Я скрестил ноги, сделал фиги на руках, зажмурился, три раза сплюнул через плечо и вытянул билет.

— Ну? — спросила она.

— Тринадцатый, — с ужасом прошептал я.

— Ничего, ничего, бывает, — улыбнулась преподавательница.

Я шатаясь добрел до стола, сел, обхватил голову руками и застыл. Потом я спрятал в карман вытащенный мной билет и достал наш, тринадцатый. Все встало на свои места. Я успокоился и попросил разрешения отвечать.

— Видите, — сказала преподавательница, — не так все страшно.

Я лихо ответил на вопросы билета. Когда она задала дополнительный вопрос о свойстве железа, я улыбнулся и рассказал ей о судьбе дочери великого химика Менделеева, которую любили замечательные поэты Блок и Белый. Она слушала с нескрываемым интересом. Мы с Вовкой получили пятерки.

Письменная математика прошла как во сне. Я смотрел на доску, испещренную знаками и цифрами, и понимал, что я абсолютный осел. «Ну, так и не попаду в институт в этом году, — думал я. — Такова жизнь. Се ля ви». На доске было два варианта, и Вовка писал левый вариант. Я должен был писать правый. Вовка, высунув от усердия язык, дописывал последние решения. Я взял ручку и списал у него все, что было в черновике. Я списал все закорючки, крестики, помарки и описки, я повторил все кляксы и зачеркивал цифры там, где их зачеркнул Вовка. Потом я плюнул и сдал свою «работу».

Утром следующего дня мы узнали, что Вовка получил четверку, а я — пятерку. Я сказал Вовке:

— По-моему, я типичный гений.

Он тут же согласился. Мне было приятно, что он не обиделся на меня из-за этой своей четверки.

На устной математике я было совсем провалился: у меня уже отобрали из-под стола учебник и шпаргалку (правда, я сказал, что это не мое), и преподаватель косо смотрел на меня, как вдруг вошел какой-то тип и, пошептавшись с экзаменатором, весело сказал:

— Прошу, господа, ко мне отвечать.

Я рванулся к нему, не зная что говорить, с чего начать. У него были добрые глаза. От него пахло пивом, он шмыгал носом и старался сделать серьезное лицо.

Пока он протирал очки, я скороговоркой пробубнил ему какие-то слова и замолчал, преданно глядя ему в глаза.

— Все? — спросил он.

— Все! — твердо сказал я.

— А третий вопрос?

Третьего вопроса я не знал.

И вдруг почувствовал, что смертельно устал. Мне стало все безразлично. И эта бессмысленная суета за право учиться, и эти дурацкие ухищрения, и все-все. И весь мир показался мне таким мерзким. Как будто я похоронил лучшего друга. И я подумал: «Ну их к черту! Поеду в Сибирь, на какую-нибудь стройку, или пойду куда-нибудь библиотекарем, или запью».

Преподаватель ждал ответа.

Я сказал ему тихо:

— Я не знаю третьего вопроса.

Он удивленно вскинул брови и посмотрел мне в глаза. Он смотрел на меня и вдруг мне показалось, что он что-то понял. В глазах у него появились смешинки. Он хмыкнул и спросил тихо:

— Как твоя фамилия?

— Шифрин, — сказал я, — я Шифрин, понимаете?

— Что же ты, Шифрин, — громко сказал он, — так славно отвечал, а на таком пустяке споткнулся? Не могу тебе ставить пятерку. Четверку тебе поставлю. Не стыдно?

Мои глаза наполнились слезами.

— Спасибо, — сказал я, — спасибо.

29 августа вывесили количество очков, набранных абитуриентами. Я стоял вторым. У меня было 2З очка из 25. Проходной бал был — 17.

Я ходил гордый как петух.

«Мы инженеры, — говорил я, — всегда смело решаем проблемы, поставленные перед нами». Я давал знакомым два пальца и отечески трепал их по плечу. «Вот помню, бывало, — говорил я, — чертишь что-нибудь выдающееся, а к тебе все лезут: объясните да объясните, дорогой товарищ Шифрин. Устал, знаете, все дела, дела, проекты…». Мне было хорошо. Я прошел конкурс. Я не опозорил маму. Я буду инженером.

Вышла секретарь и вывесила список принятых в институт.

«Пустите гениев и отличников, — кричал я, пробираясь сквозь толпу к списку. — Дайте взглянуть академикам на свою фамилию».

«Шилов, Шапкин, Яснов, Шилов, Шапкин, Яснов…» — вслух читал я.

Фамилии Шифрин в списке не было.

Сегодня меня вызвал Лев Яковлевич и сказал:

— Ты думаешь о чем угодно, только не о работе. Диспетчер из тебя не получается. Может быть, ты — гениальный работник ОТК?

— Может быть, — уныло сказал я.

— Я тебя назначаю старшим мастером ОТК, — сказал директор. — Ты будешь ходить по цехам и выявлять брак. Если ты найдешь брак на моем предприятии (что само по себе невероятно), то немедленно принимай меры. Мы должны выпускать продукцию самого высшего качества! Скажем браку — нет! Советская детвора должна получать книжки только хорошие! Мы должны…