Лоренс Даррел - БУНТ АФРОДИТЫ NUNQUAM

— Приходи ко мне на ночь в шале. Это можно. Только предупреди там.

Только предупреди там! Интересно, откуда у неё этот безмятежный оптимизм. Тем не менее я вернулся, принял ванну и поменял бельё, а потом, нервничая, но стараясь сохранять самообладание, сделал, как мне было сказано. Никаких возражений — хотя, если подумать, какие могли быть возражения? А вот моё состояние понятнее некуда.

Потребовалось всего минут десять, чтобы подняться на гору и выйти к шале, стоявшему в окружении пихт; внутри горел свет, но не яркий, по-видимому, Бенедикта зажгла свечи. Стряхнув с себя снег, я постучал. В небольшую прихожую она вышла в длинном закрытом платье типа аббы из тяжёлой, украшенной золотом материи; она расчёсывала свои новые волосы — светлые и вьющиеся.

— Я совершенно облысела за время моих несчастий, а потом выросло вот это, бог весть откуда. Наверно, мамино наследство. Феликс, здесь много седины.

Новые волосы очень ей шли, более шелковистые и волнистые, чем когда-либо прежде. И лицо, которое я так часто видел в морщинах страдания, мрачным, бледным, теперь как будто ожило; обычно потухшие глаза (серые в свете свечей) вновь обрели блеск. Она видела, что нравится мне такой больше, чем когда-либо прежде. Из маленькой студии, где стоял тёплый запах полированного дерева и висели деревенские занавески, доносились звуки шагов. Это Бэйнс накрывал для нас небольшой стол перед тяжело дышавшим камином. Терпеть не было сил. Я потянулся за запретным виски со словами:

— Боже мой, Бэйнс, неужели это вы? А я-то думал, вы мне приснились.

Бэйнс деревянно улыбнулся, отвечая:

— Пару раз я заходил справляться, всё ли у вас в порядке, сэр.

Значит, он и вправду был там. Никакой он не сон, наш степенный Бэйнс, а самая настоящая реальность.

— Позвольте мне дотронуться до вас и убедиться, что вы — это вы.

Отчасти я в самом деле хотел убедиться, а отчасти это был предлог, чтобы обнять Бэйнса, не вгоняя его в краску. Бэйнс подчинился, напомнив мне старого священника — скромного и доброго.

С любопытством визитёра, неожиданно забредшего в императорские апартаменты на острове Святой Елены, я обошёл маленькое шале, долго пробывшее её добровольной тюрьмой. Расположение вещей говорило о сильно изменившейся шкале ценностей. От прежнего беспорядка — полупустые пузырьки с лекарствами, неразрезанные французские романы, разрозненные шлёпанцы, брошенные в углу платья — не осталось и следа. Даже имея дюжину горничных, прежняя Бенедикта могла перевернуть всё вверх дном ровно через полчаса после уборки. Зазвонил телефон, но, по-видимому, неправильно набрали номер.

— Ох, совсем забыл, — покаянно произнёс Бэйнс — Звонил джентльмен и оставил сообщение для мадам. Я записал.

Сидя у камина, она взяла листок бумаги и со смешком прочитала написанное.

— Вот тебе и ответ, — сказала она. — Я же говорила.

Бэйнс аккуратно, правда не избежав грамматических ошибок, написал следующее: «В субботу общительный йог встретит юную плоть в английских „Чайных комнатах Мэнвика” в Женеве, чтобы съесть булочку с маслом. Таких булочек больше нет нигде в Европе».

Кровь бросилась мне в лицо.

— Он жив.

Странно, но потом мной завладела досада из-за того, что я так чудовищно скучал по нему.

— Чёртов дурачина, — сказал я.

И тут новые заботы как одна вскинули голову. Бенедикта ставила пластинку.

— В чём дело, Феликс?

— Не хочу навредить ему — сделать gaffe [29] Оплошность (фр.) . и навести на него Джулиана. Вот в чём дело.

— Думаю, Джулиан уже виделся с ним, — заметила она. — Так что никаких проблем. На самом деле, держу пари, он сам постарался отловить Джулиана, чтобы вернуться на фирму.

— Что?

— Да. Держу пари. И может быть, Джулиан ему теперь откажет!

— Карадок!

Какой странный зигзаг после столь хитроумного исчезновения и мнимого бессмертия!

— Что всё-таки тебе известно?

Бенедикта закурила сигарету и тихо ответила:

— Почти ничего, одни догадки. Джулиан не сказал ни слова, когда мы виделись; однако ещё прежде поразил меня тем, что сам как будто не до конца понимал, Карадок это или не Карадок. Наверно, тот сильно изменился, но я всё равно удивилась, когда Джулиан сказал что-то вроде «или это наш Карадок, или кто-то, притворяющийся им так идеально…». Не исключено, у него просто сорвалось с языка и это ровным счётом ничего не значит. Давай повидаемся с ним.

— Жизнь ему не в жизнь, если он не делает из неё тайны, — разозлился я. — Вот извращенец.