Юй Хуа - Братья

Он решил вернуться домой. Слова Точильщика заставили его вновь заскучать по далекой Линь Хун. Он боялся, что через пару лет сам, как Точильщик, потеряет всякое желание возвращаться. Проведя последнюю ночь в гостинице, на следующий день он отправился в клинику пластической хирургии и вытащил из груди импланты. Они уже успели к тому моменту основательно затвердеть, и врач, столкнувшись с молчащим пациентом, решил, что тот удаляет искусственную грудь как раз поэтому. Врач спросил Сун Гана, делал ли он регулярно массаж груди, и тот молча замотал головой. Тогда он сказал, что проблема именно в этом. После операции врач велел Сун Гану возвращаться через шесть дней, чтоб снять швы, и принялся страстно расписывать собственную клинику — мол, если Сун Ган решит менять пол, то к ним стоит идти в первую очередь. Сун Ган кивнул, взял противовоспалительные таблетки и вышел на улицу.

В тот же день вечером он уже сидел в автобусе до города Хайкоу. Пока автобус катился по приморской дороге, он вновь увидел морских птиц, которые стайками летали между солнцем и волнами, но в его ушах звенели голоса пассажиров и бурчал мотор машины, и Сун Ган не услышал их криков. В Хайкоу, когда он садился на паром до Гуанчжоу, сквозь рев прибоя Сун Ган наконец-то услышал заветные звуки. Он стоял на корме корабля и следил глазами за птицами, что гнались за вылетавшей из-под кормы пеной, словно бы они и сами были ее брызгами. Когда солнце стало заваливаться за горизонт и по небу разлился закат, птицы сгинули. Они пропали, медленно растаяв вдали, словно дым из печной трубы.

Когда Сун Ган садился в Гуанчжоу на автобус до Шанхая, птиц уже не было. Он вновь нацепил марлевую повязку. Сун Гану казалось, что его болезнь день ото дня становится все тяжелее. От каждого приступа кашля швы под ложечкой болели так, словно вот-вот должны были разойтись. К этому времени он перестал бояться доставать свою нежно любимую фотографию с молодым Сун Ганом, молодой Линь Хун и молодым велосипедом марки «Вечность». Уже больше полугода ее не касалась его рука. Он боялся, что стоит посмотреть на нее, как его надолго накроют переживания, он бросит все на полпути и вернется в Лючжэнь. Теперь же страхи оставили Сун Гана. Его глаза то и дело поглядывали на карточку с Линь Хун, по временам останавливаясь на собственной юной улыбке Сун Гана, но в голове по-прежнему парили силуэты морских птиц.

В порыве осеннего ветра, сметающего листья, Сун Ган, волоча чемодан, вышел из здания лючжэньского автовокзала. Так, в марлевой повязке, он вернулся назад. Ступая по шуршащей листве, Сун Ган побрел в сторону дома. Его дыхание шуршало за повязкой, как та же опавшая листва. От предстоящей встречи с Линь Хун он пришел в невиданное возбуждение — его разобрал зверский кашель, но боли под ложечкой не было. Он бодро шагал по нашим улицам, и неоновые вывески по обеим сторонам дороги сливались в одно сплошное марево. Когда он издалека углядел дверь своего дома, его глаза увлажнились. Сун Ган сорвал очки и принялся протирать рукавом их стеклышки.

Когда он дошел до дома, его рука с чемоданом сжимала ключ от входной двери, который он зажал в ней еще на вокзале. Сун Ган поставил чемодан и, вложив в замочную скважину мокрый от пота ключ, заколебался. Потом он постучал в дверь три раза, а потом еще три. Задыхаясь, он ждал того радостного мгновения, когда Линь Хун распахнет перед ним дверь, но в комнатах не было слышно никакого движения. Сун Ган повернул ключ, толкнул дверь, переступил порог и дрожащим голосом позвал:

— Линь Хун.

Никто не отозвался. Сун Ган поставил чемодан и пошел в спальню, потом в кухню, а потом в ванную. Везде было пусто. Он растерянно остановился в гостиной и вспомнил, что Линь Хун, может статься, только закончила работать и едет сейчас на велосипеде домой. Тогда он вышел из квартиры и стал глядеть на залитую закатным солнцем улицу. Мимо сновали туда-сюда люди и машины. Сун Ган в волнении стоял у входа, пока закат не начал медленно-медленно таять и за ним не спустилась неспешная темень. Линь Хун так и не появилась, зато несколько прохожих, заметив Сун Гана, остановились и удивленно спросили:

— Сун Ган? Ты че, вернулся, что ли?

Он отупело кивнул в ответ. Он видел знакомые лица, но в голове у него была только одна Линь Хун, и он не мог вспомнить, как кого зовут. Сун Ган простоял у дверей своего дома целый час, и его взгляд упал на закусочную напротив. Он с удивлением заметил, что неоновая вывеска сменилась — вместо «Закусочной Су» там красовалось «Закусочная Домоседа Чжоу». Потом он увидел мелькнувшую в окне физиономию Чжоу Ю. Тогда он сдвинулся с места, пересек улицу и вошел в заведение.