Юй Хуа - Братья

Жена Гуаня довешала белье, скинула фартук и, перебросив его через окно, отозвалась:

— Сам ты дрянь.

— Твою мать, — поглядев на жену, сказал Точильщик. — Не бери в голову, — бросил он Сун Гану.

Потом он пустился торопливо расспрашивать гостя о многих-многих знакомых: Бритом Ли, Зубодере Юе, Кузнеце, Портном и Тетке Су… Сун Ган неторопливо рассказывал про них разные истории, по временам вплетая в рассказ и свою собственную. Пока они болтали, жена Гуаня притащила водку, мясо и рыбу, поставила бутылку на стол, а сама, накинув фартук, принялась готовить во дворе. Точильщик отвернул пробку и тут заметил, что нет стаканов.

— А стаканы? Мать твою, тащи сюда, а, — прогремел он.

— У тебя рук нету? — отозвалась снаружи жена. — Сам и возьми.

— Твою мать!

Бормоча себе под нос ругательства, Точильщик поднялся, взял два стакана, разлил по ним водку и сделал первый глоток. Отерев рот, он заметил, что Сун Ган не притронулся к выпивке, и сказал:

— Пей.

Сун Ган покачал головой:

— Я не пью.

— Пей, — приказал Гуань.

Сказав это, он поднял свой стакан, дожидаясь Сун Гана. Тот нехотя оторвал от стола водку, чокнулся с Точильщиком и сделал маленький глоток. Жгучий спирт потек по горлу, и Сун Ган закашлялся. Тем вечером он впервые в жизни выпил как следует. Точильщик влил в себя семьсот граммов, а Сун Ган — триста. Под выпивку их разговоры лились, словно речная вода. Слушая рассказы о том, как Бритый Ли ужасно разбогател, Зубодер с Мороженщиком разжились за его счет, а Кузнец сам сколотил себе состояние и как Портной с Теткой Су тоже живут себе припеваючи, измученный жизнью Точильщик не возмущался, не завидовал, а только спокойно кивал и улыбался. Потом Сун Ган осторожно завел речь о старом Гуане: сказал, что уже несколько лет его не видел и что, говорят, старик заболел, лежит целыми днями в постели. В глазах Точильщика заблестели слезы — он вспомнил, как на всех парах покидал Лючжэнь, а его отец ковылял за ним, опираясь на посох, и вопил вслед. Промокнув слезы, меньшой Гуань сказал:

— Да и не говори. Как мне ему на глаза показаться-то.

Тогда Сун Ган рассказал, как он сам оказался без работы, как искал везде, куда бы пристроиться, как надорвал себе легкие и как отправился скитаться по белу свету вместе с проходимцем по имени Чжоу. Этот Чжоу уже вернулся в Лючжэнь, а он все мотается по городам и весям, покуда Линь Хун одна-одинешенька дожидается его дома. Гуань вздохнул и растроганно промямлил:

— Знаю, знаю, каково одному. Я уж десяток лет мотаюсь по стране — если бы догадался, как оно обернется, ни за что бы из Лючжэни не уехал.

Сун Ган угрюмо понурил голову и пробормотал себе под нос:

— Знай я, что так обернется, тоже бы не уехал.

— Все судьба-индейка. У меня на роду написано: не быть мне богачом, — Точильщик сочувственно поглядел на Сун Гана. — Мне ведь папаша говорил: что на роду написано, того не изменишь.

Сун Ган сделал щедрый глоток и зашелся жутким кашлем. Гуань тоже хлебнул водки и, подождав, пока Сун Ган перестанет кашлять, с чувством произнес:

— Езжай домой. У тебя ведь дома есть Линь Хун.

Точильщик поведал Сун Гану, что первые два года чуть не каждый день думал вернуться в поселок, но было стыдно. А лет через пять всякая возможность пропала.

— Ты всего год с небольшим как уехал, ты еще можешь вернуться. Пройдет несколько лет, и у тебя желание пропадет.

Пока они изливали друг другу душу, жена Гуаня приготовила им ужин и, наспех затолкав в себя еду, начала собирать чемоданы. Она сновала туда-сюда и не обращала никакого внимания на их треп. Когда она аккуратно составила весь скарб в углу, было уже больше одиннадцати вечера. Тогда жена Гуаня молча улеглась на кровать и, накрывшись одеялом, уснула. Сун Ган поднялся и стал прощаться. Он сказал, что уже поздно и ему пора возвращаться в гостиницу. Точильщик схватил его за руку и заныл:

— Да я больше десяти лет никого из наших не видел. Хрен знает, увижу ли снова.

Сун Ган снова опустился на стул, и они продолжили расписывать друг другу свои страдания. Оказалось, что, покинув Лючжэнь, Точильщик приехал на остров и год работал грузчиком, как когда-то Сун Ган. Потом он подался в Гуандун с Фуцзянью и вкалывал там несколько лет на стройках у пяти разных подрядчиков. К концу года, когда подходило время выдавать зарплату, все подрядчики испарялись. Так вот он и стал заниматься нынешней торговлей ножами. С горькой усмешкой Точильщик заключил, что он и в Лючжэни точил ножи, а как уехал — стал сбывать те же несчастные ножи. Видать, судьба такая. Потом они с Сун Ганом принялись вспоминать всякие истории из детства и заразительно смеяться. Точильщик Гуань развеселился. Он обернулся, бросил взгляд на спящую жену и с довольной улыбкой сказал, что за все эти годы так и не сколотил состояния, зато уж с бабой ему свезло так свезло.